Идеальное зрелище, или… «Кругосветка этрусков». Книга 1
Шрифт:
Из дверей ГУМа никто не вышел. Стало как-то одиноко – увидел свое отражение в стеклянной двери: одинокий он себе уже давно не нравился, несмотря на красивую внешность. Еще шаг, другой – Спасские ворота, Лобное место, собор Василия Блаженного – вся Красная площадь. Быстро вернулся, взял машину из мойки – выглядит словно новая. Переключил автомат и мягко нажал на газ: сколько удобств и рядом с Кремлем!
Машину он, наверное, любил, в ней было хорошо, когда никого нет рядом на улице. Но в Москве даже ночью улицы полны других машин, и тут уже не до наслаждений, нужно глядеть в оба. Он вспоминал, как хорошо было ездить раньше: Политехнический музей, Лубянка, Детский Мир,
Вспомнив про памятник Островскому, Сергей притормозил, просушил тормоза, проехал, петляя по улочкам центра, к бульварному кольцу. Дальше ехал быстро почти до Нового Арбата. Неожиданно вышла на улицу женщина. Как его машина выдержала этот подарок судьбы? Успел просушить тормоза, иначе было бы происшествие. Спасибо драматургу Островскому. Женщина от неожиданного торможения об нее, слегка оторопев, все же отошла и позволила проехать дальше:
–Да проезжай, если так спешишь!
Посмотрела на пальто – чистое. Теперь ехал уже сосредоточенно, с полной концентрацией на дороге и движении. Дома вздохнул с облегчением, что все обошлось. Осмотрел свой «Мерседес» – еще послужит, уже засыпая, вспомнил профиль блондинки, тонкой линией появившийся из каких-то новых глубин. Подумал: «Это уже зреет чувство, – и, засыпая, – встретить бы еще раз».
Утром по телевизору что-то сказали о новой выставке в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Каналы «Культура» и «Спорт» все больше и больше радовали неожиданными новостями. Начавшееся возрождение хоккея и необычайно высокий уровень выставок в Москве не могли никого оставить равнодушным к переменам, переменам похожим на Ренессанс. Говорили о Пикассо. Сказали немного, но показали интересные зарисовки. Начала работать память и включилось воображение: представил неопределенность линий рисунков, развернутый в рисунках анализ форм живого.
Рисунки в воображении начали приобретать цвета. По неведомым законам преобладал любимый им розовый цвет. Шифровальщики говорят, что розовый это от наслаждения при созерцании вкусных плодов – эволюцией закреплен – откладывается в сознании лучше, эффектнее. Телевизионщики используют этот прием. Да и не только они так кодируют. Глянул на карту: над столом на карте Россия – розовая. «Интересно сколько продлится розовый период России, – подумал он, – и закончится ли «Девочкой на шаре»?» На кухне уже скворчала сковородка: два яйца и колбаса, куда им с хот-догами – нас не догонят!
Собрался, зашел к соседке перед уходом:
–Раечка, я оставлю вам ключик. Если придут ко мне прибирать, то только на кухне, остальное лучше не трогать.
–Хорошо, милый… Хорошо.
Раечка его любила. За что? Он не знал и не спрашивал.
В галерее почти все по-прежнему: яркая игра светом французских художников до их революции и абстрактная живопись времен нашей, затянувшейся почти на восемьдесят лет революции. «Похоже, Франция нам сопереживала все эти годы: и Роден скульптурой «Весна», и Ренуар расплывчатыми контурами прекрасных розовых женщин. Как эти женщины все же похожи на страны. Своими характерами, манерами, желаниями и формами», – думал он, обходя зал за залом.
Рядом прошла экскурсия; он услышал несколько приятных слов в адрес художника, картины которого давно любил и взглянул на имя экскурсовода: «Вера!» У Веры светлые волосы, удивительно прямые. Прошел несколько шагов вперед и встал у отлитой из металла «Весны». Вера от картины роскошными шагами подошла к нему – к скульптуре Родена, – и все, что она сказала дальше, он уже ассоциировал с собой и с ней. Их весна, весна точных завораживающих слов, длилась не более минуты и ушла в какое-то лето в соседней комнате. Чуть позже он зайдет и туда, там будут те же французы с жаркими туземками, но Вера уйдет уже далеко вниз, когда он двинется от Родена и Ренуара.
Холл с рисунками Пикассо напомнил «День – ночь» Эшера, рисунки с различиями в сочетании черного и белого, вспомнился и «Черный квадрат» Малевича, и свой белый:
«Белый лист еще не смел:
Не исчеркан, не исписан…
Никого он не задел,
И никто его не слышал…»
Быстро обошел выставку черно-белых рисунков, еще раз подошел к картине «Девочка на шаре» и вышел из музея.
Глава 2. Дом
Сквозь снег дом выглядел очень опрятно: два этажа чистых стекол. Лестница и приподнятый первый ряд окон настраивали входящего на ожидание чего-то нового. И возвышенная первая фраза в продумываемом наперед разговоре, как и чуть задержанный им звонок, уже были данью непростой выдумке архитектора, явно строившего когда-то этот дом для себя и умевшего расположить к себе каждого, входящего в него. Крупная снежинка, упавшая на ресницы при входе на лестницу превратилась в слезинку. Позвонил, смахнул слезинку и услышал:
–Сейчас!
Тот же роскошный шаг, дверь настежь и легкая улыбка белого зала. Вера умела быть всем вокруг: не прикоснувшись, раздела, провела по гостиной, из его первых неуверенных фраз выстроила разговор о том, что его тревожило: собственно как воспримут домашние то, что они начинают вместе работать над книгой.
–А я с детства мечтала написать книгу о художниках…
–Я понял это, когда вы говорили о Родене, у вас очень много накопилось собственно подмеченного, нового, немного подчистить и вдохнуть сюжет – будет роман.
–Будет… – улыбалась Вера и ее улыбка завораживала. – Начался пост. Я думаю, что мы скоро распишемся в две руки.
–Я немножко уже набросал, для начала, а дальше буду выдерживать поток от вас, – вы, Вера, говорите почти готовым текстом. Я буду записывать на пленку, а вечером перекладывать на бумагу.
Вера умела расставить вещи в доме и развесить картины так, чтобы, прохаживаясь под сводами не очень большой уютной гостиной, можно было набраться совершенно новых и неожиданных впечатлений. Белый ландыш на картине гармонично вписывался в пурпурный закат. Придавать вечность ощущению жизни – было кредо Веры.
Как-то незаметно пролетел день. Они сидели у огромных окон и вид из окон в заснеженный сад, подсвеченный догорающим пламенем заката и включенными фонарями у входа, вселял чувство утрачиваемой свободы. Допивали кофе и понимали, что после последнего глотка придется расстаться. На сколько?
–Вера, я могу приехать к вам на этой неделе?.. или лучше в выходные дни?
–Приезжайте вечером в пятницу, часам к пяти… Я буду ждать.
Легкое волнение и почти встретившиеся взгляды придавали уверенность в успешном начале знакомства и твердость шагам в прихожей. По лестнице соскочил как-то легко. Так же легко завелась машина и понесла к Москве. Снег закончился и ехать было приятно.