Идеальный донор. Столица
Шрифт:
– Учитель сказал немного подготовить тебя к сегодняшнему приему. У нас с ним был спор насчет того, как ты должен себя вести. Помнишь, он говорил, чтобы ты сдерживался, не показывал эмоции, ничего не рассказывал о себе? Так вот, я думаю, он ошибался.
За эти дни я немного отвык от Байсо серьезного и сейчас с трудом воспринимал его слова, все время казалось, что он сейчас рассмеется и скажет какую-нибудь глупость.
– Если ты попытаешься вести себя правильно, соблюдая все эти этикетные штучки, то все равно где-нибудь ошибешься. В них это вбивали с рождения: поклоны,
Тебя будут тыкать носом в каждый промах, ты начнешь волноваться, следить за собой, переживать, что подведешь Джин Фу, от этого еще будешь больше ошибаться. Поэтому прямо сейчас ты должен сдаться!
– Что? Как это – сдаться? Кому?
– Сдайся перед самим собой, – на лице Байсо не мелькнуло ни намека на смех. – Скажи, что ты не сможешь сделать все, как надо. Скажи, что ты никогда не станешь таким, как они. Скажи, что ты дикарь. Я серьезно. Вслух скажи.
Я чувствовал себя полным глупцом, но послушался:
– Я не смогу сделать как надо. Я дикарь и никогда не стану таким, как эти торговцы.
– Ты сдался?
– Э-э-э…
– Проиграй же. Ты не самый лучший ученик, не умеешь себя правильно вести, ты обязательно перепутаешь их имена. Разве не так? У тебя дырявая память на лица, а еще ты постоянно думаешь только об этих свитках и своих тренировках. Конечно, ты опозоришься. Ты не согласен?
– Согласен, – выдохнул я и почувствовал, как внутри словно распустился тугой комок. Я ведь и правда не такой, как они. Я не смогу выполнить все, как надо.
– Вот, отлично, – улыбнулся Байсо. – Теперь, когда ты уже проиграл, можно и повеселиться. Знаешь, как? Ты не будешь вести себя, как они, а будешь лишь изображать старание. Понял?
– А в чем отличие?
– Если тебе сделают замечание, то улыбнись и поблагодари этого человека, типа, «спасибо вам, тетушка, я еще плохо знаю этикет, и ваши слова помогут мне стать лучше» или «Вы так заботитесь о моем образовании, я очень благодарен». Если ошибка будет прямо огромная, то ты первым должен сказать, что родом из провинциального города, из бедной семьи. Если ты будешь стесняться своего прошлого, то тебя затыкают, если же ты сам его признаешь, то станешь неуязвим.
– Мне это напоминает тренировки с брыластым. Он тоже мне постоянно говорит, что я слишком слаб и не должен блокировать удары, а только избегать их и уклоняться.
– Точно, – обрадовался Байсо. – Представь, что ты дерешься с сильным и опытным воином. Если ты будешь играть по его правилам, то есть бить со всей силы, принимать удары на грудь, то быстро умрешь. А если будешь гибким и вертким, то есть шанс выжить. Не выиграть, а просто выжить.
– А если меня спросят что-то насчет торговых дел?
– О, тут все просто. Если знаешь, что сказать, говори, а если не знаешь, то сразу признавайся в том, что ты неуч и мало в чем разбираешься. И чуть-чуть улыбнись краешком рта, вот так, – и Байсо дернул уголком рта в сторону, от чего показалось, что он насмехается. – И вообще, следи за мной краем глаза. Когда я чешу затылок, тоже так улыбайся, словно вскользь, словно не хотел, но не смог удержаться. Пусть лучше они думают, что твоя стратегия – прикидываться дурачком, чтобы тебя не воспринимали всерьез, а на самом деле, ты все понимаешь.
– А если они поймут, что я дурак?
– Скорее всего, решат, что ты лишь талантливо прикидываешься. Ведь Джин Фу точно не дурак, а значит, не стал бы брать в наследники заведомо проигрышного человека. Ну и я им там идей подкину. Ты, кстати, старайся мне подыгрывать. Возмущайся, пытайся приструнить, а когда я назову тебя младшим братом, дай мне подзатыльник. Договорились? Только бы с ними не было детей… – вздохнул Байсо.
– Почему? Наоборот, нам будет с кем поговорить. Может, мы сможем подружиться или хотя бы сделать вид, – бодро проговорил я. Мне хотелось, чтобы все эти страхи оказались всего лишь страхами, неоправданными подозрениями Джин Фу, но я помнил мертвые тела, лежащие перед нами, помнил прощальные слова Добряка и учителя Фу. Если нападение на караван и вправду было совершено по заказу одного из семьи Джин, то подготовка к семейному ужину как к военным действиям была оправдана.
– Если бы это были обычные дети, как ты или я…
Я даже усмехнулся при этих словах, так как ни Байсо, ни я не попадали под определение обычных. Брат хлопнул в ладоши:
– Вот так и улыбайся, понял? Так вот, если бы они были обычными детьми, тогда мы могли бы подружиться, но это будут особые дети, дети торговцев в третьем или четвертом поколении, которых обучали контролировать свои эмоции и слова с рождения. И есть негласное правило: что запрещено делать взрослым, часто прощается детям, чем я и собираюсь воспользоваться.
Например, когда тебя в очередной раз упрекнут твоим прошлым, ты можешь сделать так, – тут лицо Байсо застыло в странной неживой улыбке, а его взгляд устремился сквозь меня, далеко за пределы комнаты. Он тихо прошептал: – Вы правы, я совсем не разбираюсь в деликатесах. Моя сестренка умерла от голода у меня на руках, и я ничего не мог сделать. В то время и подсгнившая репа была для нас немыслимой роскошью.
У меня невольно навернулись слезы на глаза, я вспомнил про свою маму и то, как умирала она. А Байсо выждал паузу, затем снова ожил, вот только улыбка исчезла с его лица:
– Понимаешь? После такого ни один взрослый не посмеет больше намекать на мое прошлое. Не потому что ему будет стыдно или он прямо растрогается до слез. Сам старик Джин, может быть, и понял бы нас, но его дети и внуки жили в достатке с самого рождения и не знают, что такое настоящий голод. И продолжать допрос будет уже неприлично. Но! Неприлично только взрослому, а вот какая-нибудь малявочка с румяными щечками, подученная мамой и папой, сможет запросто спросить что-нибудь этакое.
В общем, помни: ты уже проиграл, ты ничего не знаешь, улыбаешься, когда видишь, что я чешу затылок, и даешь мне оплеуху, когда я назову тебя младшим братом. А в остальном будь собой: серьезным, угрюмым, забывчивым.