Идеальный хаос
Шрифт:
Скрипнула дверь, и я поднял голову. Джорджи стояла, одетая в мешковатые серые спортивные штаны и свободную рубашку с V-образным вырезом. Я увидел трансформацию. Она взяла себя в руки и сейчас готова к бою, но я собираюсь снова выбить ее из колеи. Мне нужна правда, и если я не получу ее, то осознаю, что единственное, что мне останется — уйти.
— Серьезно, Дек?
Она указала на одежду на ней.
Я почувствовал, как уголки моих губ поднимаются. Несмотря на всю эту чушь, произошедшую с ней, она все еще может заставить меня улыбаться.
— Это все, что есть.
У меня всегда есть цель, в том, что я делаю, и чертовски хорошо, что Тайлер принес
Я наблюдаю за ней, она думает, что это все, и это мило. Да, она упускает общую картину. Она размышляет о том, стоит ли ей надавить вопросами или спустить на тормозах. Джорджи хороша в давлении, но она чертовски умна и также знает, когда заткнуться.
— Я хочу мороженое.
И она спустила на тормозах, возможно, испугавшись, что я сам начну задавать вопросы.
А я начну. Просто не прямо сейчас.
Она отставила ногу и положила руку на бедро. Чертовы спортивные штаны, они не должны демонстрировать ее тело и все же…
— Клубничное. У тебя есть? Я думаю о том, чтобы обмазать все свое тело и позволить тебе слизать его.
И вот он, дерзкий флирт, за которым она прячется.
Я уставился на нее на несколько секунд, пока мой член увеличивался от возникшей в мыслях картинки. Она лежит на спине, извивающаяся подо мной, руки над ее головой, в то время как я покрываю ее тело мороженым, и после дюйм за дюймом слизываю с нее, до тех пор, пока не останется только одно местечко — между ее бедер. Она изогнется вверх, ближе ко мне, умоляя дать ей то, что она хочет, а я буду отказывать, пока она не подчинится мне полностью.
Джорджи в полном и абсолютном подчинении.
Да, я получу это от нее.
Я живу, доверяясь инстинкту. Это ведет меня, защищает меня, и это будет мой переломный момент. Потому что Джорджи, стоящая здесь, трезвая, красивая и… Иисусе, невинная, милая, дерзкая и упрямая.
— Или мы можем сделать это с твоим членом. Мой рот…
— Прекрати.
Мне нужно, чтобы она прекратила до того, как я бросил бы ее на кровать и трахнул.
Попытки скрыть свою уязвимость больше не сработают. Я эксперт в том, как вытащить правду из людей. Я знаю способы, и собираюсь использовать их на ней. Она будет волноваться. Чувствовать себя не в своей тарелке. Неуверенная, в ожидании, когда я наброшусь. А я наброшусь, и сильно.
— Оно в морозилке.
ГЛАВА 9
Джорджи
Мое клубничное мороженое?
Дек не ест мороженое, но в его морозилке есть мое любимое. На ум сразу же приходят два варианта: либо Дек купил его, зная, что я люблю клубничное мороженое, либо он тайный сладкоежка.
Я открыла морозилку, и оно лежало там. Есть две причины, почему это словно подарок утром на Рождество. Первая — потому что оно мое любимое, и вторая — оно в холодильнике у Дека. Я нашла ложку для мороженого во втором ящике снизу, положила ее и контейнер с мороженым на стойку, когда на кухню вошел Дек. Он был в джинсах с низкой посадкой и простой черной футболке, которая демонстрировала каждый его мускул и подчеркивала татуировки. Он направился ко мне… подошел еще ближе и обошел меня, чтобы вытащить тарелку из шкафчика. Раздался звон
Ложка звякнула на дне тарелки, когда он поставил ее на стол.
— У тебя есть мое любимое мороженое.
Это заявление было больше для меня, чем для него. Как открытие, что эту маленькую правду Дек знал обо мне.
Он взял контейнер, снял крышку, содрал сверху пластик, затем схватил ложку и начал накладывать мороженое. Три огромных шарика из ванили и клубники легли на дно тарелки. Он подвинул ее ко мне.
— Сделаю пасту. А ты ешь свое мороженое.
Я уставилась сначала на него, потом несколько секунд глазела на мороженое, он плавно скользнул на другую сторону кухонной стойки и сел на барный стул.
Я держала голову опущенной, пока ела, не знаю, почему меня так сильно это поразило.
Ну и что? Мы знакомы много лет, он должен знать. Это неважно.
Но правда в том, что это важно для меня. Не только потому, что он знал, а потому, что он заранее подготовился, чтобы оно было здесь для меня, после того как все успокоится. Он знал, что это моя любимая еда, и мне нужен комфорт, и то, что делает Дек… держит на краю… не нападает на меня… пытается выбить меня из колеи… у него получается.
Дек прошел голыми ступнями по керамической плитке на кухне, совершенно спокойный, пока я молча сходила с ума. Он говорил мне, я никогда не смогу быть Хаосом с Деком. Я была влюбленной в него девочкой. Сейчас я любящая его женщина, и в один прекрасный день это будет моей погибелью. Конечно, он говорил это. Он был осторожен, подозрителен, а его моральные устои сомнительны, но ни разу он не причинил мне вред. Даже порезы, которые он делал раз в год, были тем, от чего он сначала отказался. До тех пор, пока не узнал, что Таннер раньше делал это со мной, и оставленные порезы были очень глубокими. После этого каждый год мы встречались в определенный день.
Голос Дека прервал мои размышления.
— Однажды ты пришла домой из школы — платье испачкано чем-то похожим на кетчуп, и у тебя была картошка фри в волосах. — Моя ложка звякнула о тарелку, и я подняла глаза, но он не смотрел на меня. Он стоял спиной ко мне и резал грибы и перец на разделочной доске. — Заколки выпали из твоих волос, которые были спутаны и растрепаны.
Меня раньше дразнили за то, что я все время была идеальной. Одежда всегда чистая и аккуратная, волосы завязаны на затылке. Я была любимицей учителей, девочкой, тихой на уроках и всегда получавшей пятерки. Но часто я приходила домой заплаканной, потому что хулиганы не оставляли меня в покое.
Я помнила день, о котором говорит Дек. Группа мальчишек в моем классе поджидала меня, когда я выйду из боковой двери школы. Я всегда пользовалась не главным выходом, чтобы не столкнуться с ними, но они это поняли. Как только дверь открылась, я увидела их всех, уставившихся на меня с широкими ухмылками на лицах — я все поняла. Но было слишком поздно. Ушат помоев вылили на меня из окна сверху. Это был мусор из кафетерия, остатки обеда всей школы накрыли меня. У меня брызнули слезы, их смех звенел в моих ушах, пока они скандировали: «Дрянная Джорджи». Это стало моим прозвищем на весь оставшийся год. Еще хуже было то, что некоторые думали, что меня обзывали так по другой причине и смотрели на меня как на шлюху.