Идеальный маньяк (сборник)
Шрифт:
Все это время Гришаева сидела отвернувшись к стене, и Гуров думал, что она это делает демонстративно, чтобы показать, как ей неприятны слова полковника и его персона в целом. Сейчас же он обнаружил, что Гришаева просто плачет. И очень хочет скрыть это от Гурова. Однако скрыть это не удалось, потому что под конец речи полковника Гришаева уже не плакала, а рыдала.
– Ну почему, почему-у-у? – ревела Эмма Эдуардовна, размазывая слезы вместе с косметикой по лицу, и ей, уверенной в себе, энергичной и сильной особе, это так не шло, что она сразу стала какой-то другой, совершенно не похожей на себя. – Почему все ко мне цепляются? Почему я как бельмо на глазу? Все следят, во все
Она стала заикаться и никак не могла выговорить это трудно произносимое для нее сейчас слово – горазды. Гуров молча прошел на кухню, увидел на столе початую пластиковую бутылку с соком и принес ее Гришаевой. Та сделала несколько глотков, автоматически поблагодарив Гурова сквозь зубы. Поставив бутылку на тумбочку, Эмма Эдуардовна со злостью принялась тереть глаза платком, вытащенным из-под подушки. Очевидно, лить слезы было непривычным для нее занятием, она не знала, как с этим справляться, потому что от ее яростных движений тканью по лицу стало только хуже: нос распух, а под глазами, и без того красными, появились ярко-пунцовые пятна. Гришаева этого не видела и продолжала водить платком по лицу.
– Почему вас шантажировала Борзина? – спросил Гуров.
Гришаева презрительно дернула нижней губой:
– Потому что всем до меня есть дело! И она тоже не упустила возможности сунуть свой нос куда не надо!
– А куда не надо было совать нос? Конкретнее! – потребовал Гуров.
– Она… она что-то слышала про Бориса и решила, что он сидел в тюрьме за изнасилование. А когда все это случилось, то пригрозила, что всем о старых грешках Бориса расскажет.
– Ну, в основном мне, – вставил полковник.
– Ну да, вам…
– Но он же не сидел в тюрьме! Он был под следствием, и это мы тоже уже выяснили. Мы же все равно стали бы проверять! Неужели только этим она вас шантажировала, Эмма Эдуардовна? – продолжил нажимать Гуров.
Но Гришаева не успела ответить – раздался сигнал домофона. Гуров сразу среагировал и бросил:
– Открывайте и не вздумайте делать тайные знаки.
Она кивнула и нажала на кнопку. Послышался знакомый Гурову хриплый баритон:
– Это я!
Гришаева трясущимися пальцами нажала кнопку. А полковник отметил, что у него вполне удачно получилось сымитировать голос Полищука, когда он пришел сюда и Гришаева, ничего не заподозрив, сразу открыла ему дверь.
Пока Полищук поднимался в лифте, Гуров занял позицию за входной дверью и погрозил пальцем Гришаевой, предупреждая ее все о том же – чтобы она не вздумала подавать какой-то знак своему любовнику. Но та и не думала ни о чем подобном. Однако все же, видимо, выражение ее лица было красноречивым, поэтому Гуров жестом приказал ей отойти в сторону. Наконец Полищук появился в дверях, прошел в прихожую и первым делом повернул голову в правую сторону, где располагалась кухня. Гришаева же стояла слева от двери. Это было на руку Гурову, который вынырнул из своего укрытия, поднял руку с зажатым в ней пистолетом и приказал:
– Быстро руки за голову и проходи в комнату.
Испуганный Полищук молча проследовал в указанном направлении. Следом за ним метнулась в комнату и женщина.
– Садись на диван, – потребовал Гуров.
Полищук подчинился.
– Ну и почему же ты от меня убегал? – хмуро спросил полковник, отмечая про себя, что Полищук явно не умен. Скрываясь от Гурова, он приехал в такое место, где его можно было вычислить в два счета. Причем был настолько возбужден, что даже не обратил внимания на припаркованный неподалеку автомобиль полковника, который тот и не подумал поставить в более укромное место. Гуров и ехал-то сюда даже не предполагая, что Полищук додумается появиться здесь сразу после погони. Просто помотался по городу, чтобы наверняка оторваться, а затем приехал прямо в эпицентр грозящей ему опасности… Получилось так, что снова вмешался случай. Но на этот раз он играл уже на стороне полковника…
Переведя взгляд на хозяйку квартиры, Гуров добавил:
– Короче говоря, давайте все начистоту, оба! Надоели вы мне, скажу я вам, порядком!
Гришаева всплеснула руками. Полищук исподлобья смотрел то на нее, то на Гурова.
– Так ничего бы мы не боялись, если бы не эти убийства! – воскликнула Эмма Эдуардовна.
– Но вы скрывали свою связь? На работе? – уточнил Гуров.
– Свою… Свои отношения мы не афишировали, но особо и не скрывали! – подобрала собственное определение Гришаева. – А тут – нападение за нападением, и все на территории нашего центра! А из-за этой истории с Борисом все могли на него подумать! Ясно же, что он идеальная фигура на роль козла отпущения – человек приезжий, денег и положения в обществе нет, заступиться за него некому.
Гуров посмотрел на Полищука.
– Ну да, – выдавил тот из себя. – Я из Ельца вообще. С детства спортом занимался, потом в Москву подался. Помыкался… Туда сунулся, сюда…
– А эта история, из-за которой весь сыр-бор, получилась по глупости! – тут же встряла Гришаева.
– Вот про эту глупость пускай сам ее главный герой и расскажет, – твердо сказал Гуров. – Давай, Борис, поведай, что там у тебя приключилось!
Полищук говорил крайне неохотно. Впрочем, он, видимо, не отличался слишком большим умением говорить, и там, где у него заканчивались слова, всегда на помощь приходила эмоциональная Гришаева.
Выяснилось, что, подавшись из родного Ельца в столицу, Полищук сначала устроился на работу неквалифицированную – грузчиком. Однако всегда стремился жить более красиво и даже гламурно, поэтому досуг старался проводить в ночных клубах. И вот в одно из таких посещений он с двумя приятелями, приехавшими к нему в гости из родного Ельца, познакомился с одной симпатичной и разбитной девахой. Она была одна, и знакомство сразу с тремя молодыми людьми ее не смущало. Она охотно позволяла себя поить-кормить и всячески давала понять, что не против продолжить вечер в их компании. Поэтому вполне логичным выглядело то, что приятели повезли ее на квартиру, которую снимал Полищук. Там веселье продолжилось, ну а когда дело дошло до кульминации, девица вдруг начала кочевряжиться и строить из себя недотрогу. Разгоряченные алкоголем, молодые люди из Ельца сочли такое поведение крайне возмутительным и попробовали применить силовые методы. Хотя и без особого фанатизма. В конце концов сам Полищук остановил своих приятелей. В общем, на девицу плюнули и с руганью и скандалом выгнали. А наутро молодые люди узнали, что в милицию на них поступило заявление. Девка вся в царапинах и синяках обвиняла их в изнасиловании. Нашлись свидетели, которые видели в клубе, как она уезжала с ними, и опознали всех. Хотя самого факта насилия не было.
– В общем, она сама виновата! – безапелляционно заявила Гришаева.
– Да, – глухо бухнул Полищук. – Она, по всему видно, та еще штучка… Мне вообще кажется, что она этим промышляет.
– Денег хотела срубить, вот и все! – резюмировала Эмма Эдуардовна. – Правда, потом выяснилось, что денег особых получить с них нельзя – двое вообще приезжие, работают не бог весть кем, да и Борис всего лишь грузчик. И тоже не местный.
– Короче, забрала она потом заяву, – опустил глаза в пол Борис.