Иден
Шрифт:
— Интимные отношения — это плоть очищающая путь для сердца и души, — говорит она легко.
— Но что произойдет, если это только похоть и нет любви?
— Подожди здесь, — командует бабуля и выходит в коридор. Я слышу, как она направляется к себе в спальню и открывает шкаф. Она возвращается с маленькой коробочкой, грубо усеянной ракушками. Она ставит ее на стол передо мной, садится напротив и поднимает на меня глаза.
— Давай, открывай, — приглашает она.
Я делаю, что она велит и нахожу внутри полный ассортимент маленьких, никчемных предметов — желтую кнопку, кусочек блестящей фольги, ярко-оранжевую серьгу, винт... я поднимаю на нее глаза.
— Для чего все эти вещи?
— Разве ты не помнишь их?
Я хмурюсь, что-то смутное, похожее… на какой-то сон возникает у меня в памяти. Я беру оранжевую серьгу, такая гладкая и старинная. Смотрю на нее.
— Я помню ее. Знаю, что она моя, но не помню откуда она взялась, и как очутилась в моем прошлом.
Она улыбается.
— Да, эти вещи принадлежат тебе. Тебе было три года, до пяти ты жила с дедушкой и мной в арендованном доме недалеко от заброшенной фабрики. Много ворон кружило там. Они обрушивались на еду, которую ты случайно роняла на землю. Но потом ты начала их кормить, орехами, сухарями, сухим кормом для собак. И они стали приносить тебе дары. Ты кормила всех ворон, они все прилетали к тебе и тем самым показывали свою любовь.
— Я не помню, — расстроенно говорю я.
— Это было слишком давно.
И вдруг у меня в памяти возникает картинка — стая ворон на земле рядом со мной. Они все заняты едой. Я улыбаюсь бабули от воспоминания.
— Я вспомнила их. Зачем ты достала эти вещи мне сегодня?
— Яркие блестящие вещи, даны нам в виде подношения теми, кто нас любит, — она переводит взгляд на мое кольцо, — как это.
— Ты заметила?
— Я старая, но не слепая, — говорит она, и направляется, чтобы достать булочки из пароварки.
Я вздыхаю.
— Да, мы поженились. Но я боюсь, что все это создает еще более огромный беспорядок в наших отношениях.
— Не бери в голову. Давай поедим сначала. Как говорят всегда англичане? Все образуется.
— Ба, почему Льюк, и я тогда жили с тобой?
Бабуля даже не поворачивается ко мне.
— Твоя мать была больна тогда.
— Она не хотела нас, не так ли?
Бабуля моментально резко поднимает голову, и в ее глазах отображается ярость, я никогда не видела ее такой.
— Она хотела вас обоих, но она была больна, Лили. Она была больна, так же, как и Льюк.
Очень много я не знаю о своей семье, но я пытаюсь узнать. Наконец, какой-то кусочек головоломки занимает свое место. Теперь я понимаю, почему Льюк, и я всегда чувствовали себя посторонними. Наша мать просто отказалась от нас, даже когда мы были еще младенцами. Не зря я так боюсь любви. И, пожалуй, это одна их причин, почему Льюк стал употреблять наркотики, что-то внутри нас не хватало.
Когда ба кладет передо мной булочки, я понимаю, что на самом умираю с голоду. Я почти ничего не ела в самолете, и давно не ела нормального обеда, после ужина в «Shanghai Lily».
* * *
Я остаюсь у бабушки на ночь. Дядя Сенг, старый друг, приходит на ужин, и мы едим суп-лапшу с рыбными тефтелями, и Kitato играет в фоновом режиме. Дядя Сенг смешит нас, и бабушка много смеется над его шутками. В это время я облокачиваюсь на спинку кресла, попивая белый чай и чувствую, что мне не хватает Джека рядом со мной. Дядя Сенг рано уходит, а я направляюсь на кухню, мыть посуду. Я говорю бабуле, чтобы она отдыхала, но она приходит ко мне и помогает вытирать.
— Ты должно быть устала. Лучше иди спать, — говорит она, вешая полотенце.
— Да, думаю пойду. Спокойной ночи, ба. Спасибо за сегодняшний день, — говорю я, нагибаясь, чтобы поцеловать ее.
— Ты не будешь рассказывать матери, что я сажала тебя на шкаф, правда ведь? от нас спрашивает она.
Я смеюсь.
— Зачем же ты делала это?
— Потому что ты выглядела там такой милой и величественной.
— Ах, ба, как я люблю тебя, — шепчу я и крепко обнимаю ее маленькую хрупкую фигурку. Ее ребра кажутся такими маленькими, похожими на птичьи.
— Спи спокойно, мой маленький Лотос.
Я забираюсь в свою постель и почти сразу же засыпаю. Мне снятся вороны, которые приносят мне дары. Их однородная чернота не такая пугающая, не такая оскорбительная. Я открываю им свои объятья и принимаю их с радостью. Они мои особые друзья из давнего другого времени.
5.
Лили
Я оставила ключи от дома Джека у него в чемодане до того, как покинула «Hard Rock» отель, и это означает, что я не могу прийти к нему в апартаменты, если он сам мне не откроет дверь. К счастью, стоя через дорогу напротив его дома я вижу, что его автомобиль припаркован неподалеку, но в другом месте, а не в том, когда мы уезжали в Вегас. Это наводит меня на мысль, что он вернулся и находится в пентхаусе. Я не знаю, какой прием меня ждет, но надеюсь, что он не отвернется от меня.
Его тело не позволит этого.
Возможно, именно поэтому я не звоню ему перед тем, как прийти. Звонок не даст физического притяжения. Я перехожу на противоположную сторону улицы, останавливаюсь у подножия лестницы, потому что вся смелость вдруг у меня улетучивается. Я начинаю ужасно нервничать, у меня такое впечатление, словно внутри создался вакуум, выкачав весь воздух. Я совершаю глубокий вдох, понимая, что боюсь его увидеть, не зная, как он может отреагировать на меня в трезвом состоянии.
Давай, Лили, сделай всего лишь несколько шагов вперед, итак, ты зашла слишком далеко. Твой побег, на самом деле не похож на настоящий побег, ты оставила записку, и тебе нужно было время просто немного подумать.
Я смотрю вверх на небо, все в белых облаках.
Мне осталось сделать всего лишь несколько последних шагов и нажать на звонок. Я очень хочу увидеть его снова, но также очень боюсь в его лице встретить незнакомца с холодными глазами. Я рассуждаю про себя, задавая самой себе вопросы: «Что может случиться самое худшее? Он просто захлопнет дверь прямо перед моим носом». Но тихий голос говорит: «Я не готова к этому. Я не могу вернуться назад к той себе, которой была, когда потеряла Льюка». Это плохая идея. Может мне стоит уйти, а потом все-таки сначала позвонить ему. Подготовить его. Я начинаю поворачиваться, чтобы уйти, когда периферическим зрением замечаю, как дергается у него занавеска. О Боже мой! Он уже увидел меня.