Идентификация
Шрифт:
– У вас есть бойфренд, Слоун? – Хендлер улыбнулся краем рта, будто пытаясь флиртовать.
– Да.
– Джеймс Мерфи?
О боже.
– Угу.
– Как он перенес случившееся?
– Нормально. Джеймс сильный.
– А вы тоже сильная? – спросил он, наклонив голову набок.
– Да.
Хендлер кивнул.
– Это наша единственная надежда сохранить вас в добром здравии, Слоун. Вы же это знаете?
Я не ответила, соображая, что отвечал бы на эти вопросы Джеймс. Они же с первого взгляда поймут, что он болен.
– В Программе открыт прием для тех, кто приходит сам. Вдруг
Он потрепал меня по бедру, и я подскочила. Фамильярность застала меня врасплох.
Помощник встал и обошел меня, будто хотел выйти из кабинета, но остановился за моей спиной и положил руку на плечо, крепко сжав пальцы.
– Всего хорошего, Слоун. Что-то мне подсказывает, что скоро мы с вами увидимся.
На этом он вышел, оставив меня одну в затемненной комнате.
Я почти побежала на ленч, смертельно боясь, что Джеймса не окажется в столовой, и еле удержалась на ногах от облегчения, увидев его за столом с картонным стаканом апельсинового сока.
– Слава богу, с тобой все в порядке. – Я буквально упала ему на колени и крепко обняла. Джеймс не обнял меня в ответ, но и не оттолкнул. Я зарылась лицом ему в шею.
– Да, – тихо ответил он. – Я в порядке.
Я отстранилась и пристально поглядела на него, стараясь определить, насколько сильной оказалась психотравма. Джеймс был бледен, рот у него был вялый, с опущенными уголками, будто он забыл, как улыбаться. Я провела пальцами по его щеке, и он прикрыл глаза.
– Я так волновалась, – прошептала я.
Он не шевельнулся, и я обняла его снова, крепко-крепко, как он раньше обнимал меня. Джеймс сидел неподвижно. Я разжала руки, и он снова начал есть маленькими кусочками, рассеянно обводя взглядом столовую.
– С тобой беседовали? – спросил я.
Он отрицательно покачал головой.
– А меня забрали прямо после урока, – сообщила я.
Джеймс посмотрел на меня.
– Зачем?
– Спрашивали о Миллере и о тебе.
Джеймс не отреагировал, уткнувшись в тарелку. Мне его страшно не хватало, хотя он и сидел передо мной. Он уже не был собой прежним.
– Со мной никто не говорил, – сказал он. – Я вообще сегодня хендлеров не видел.
Тут бы нехорошим предчувствиям меня и отпустить, но они только усилились. Зачем же беседовали со мной? Либо действительно оценивали мое состояние, либо собирали доказательства на Джеймса.
– Я хочу выбраться за город, – сказала я. – Ты как, сможешь? Я хочу снова пожить в палатке.
Джеймс медленно жевал.
– Попробую.
Пустота в его голосе ранила больнее всего. Я боялась, что не выдержу долго.
– Неужели ты не хочешь со мной поехать? – тихо спросила я.
Он кивнул:
– Конечно, хочу, малышка.
Я выдохнула и опустила голову на плечо Джеймса. Под столом его рука нашла мою, и мне стало легче от этого слабого пробуждения жизни. Мое внимание привлекло движение в углу: там стоял темноволосый хендлер, наблюдая за мной со своей улыбочкой.
Глава 10
Остаток недели прошел примерно так же: я вела себя как абсолютно здоровая, особенно когда этот тип за нами
Джеймса на беседу не вызывали, и я не знала, как это понимать. Неужели хендлеру показалось, что у меня депрессия выражена сильнее? Или они уже решили забрать Джеймса?
В пятницу я буквально вытащила Джеймса из школы. Целый день можно не притворяться – огромное облегчение. Как ни странно, мне не хотелось плакать. Я почти убедила себя, что Миллер не был нашим лучшим другом. Только так я могла справиться со случившимся.
В машину я все уложила заранее, чтобы сразу после уроков ехать за город. Джеймс молча сидел на пассажирском сиденье, глядя в окно. Родители недоверчиво отнеслись к нашей затее поехать за город так скоро после смерти Миллера. Может, даже что-то заподозрили. Они выспрашивали, почему Джеймс перестал у нас бывать. Я ответила – засел за уроки. Видимо, это и вызвало у них подозрения. В доме Джеймса я просто поселилась, игриво шепча ему на ушко, когда дома был его отец. Но я шептала ему держаться. Укладывая его спать вечером, говорила, что люблю и не позволю случиться плохому. Джеймс не отвечал. Я боялась никогда больше не услышать этих слов от него.
Джеймс сидел, уставившись на кострище, пока я ставила палатку, ворча и воюя с колышками. Я то и дело поглядывала на него, но он ни разу не поднял взгляда. Установив палатку и совершенно вымотавшись, я вытащила из машины свой спальный мешок, бросив Джеймсу второй.
– Спальный мешок сам неси, – пошутила я. – А то свалил на меня все дела.
Он не ответил, но поднялся и прошел мимо меня к палатке. Мы разложили мешки, и все это время Джеймс отсутствующим взглядом смотрел куда-то в пространство.
– Эй, – сказала я, откидывая ему волосы со лба. – Ты разве не хочешь полежать немного?
Он поднял на меня взгляд, но лишь на мгновение. Кивнув, он опустился на свой мешок на колени, а потом растянулся на спине. Прикусив губу, я улеглась рядом, прижавшись к Джеймсу так, как он любил: забросив ногу ему на бедро и уткнувшись лицом в шею.
Положив руку ему на грудь, я слушала дыхание. Джеймс лежал неподвижно.
– Я скучаю по тебе, – прошептала я. – Мне одиноко без тебя, Джеймс. Я стараюсь быть сильной, но не знаю, сколько еще продержусь. Ты должен ко мне вернуться. Я не смогу одна. – Мои глаза стали влажными. Джеймс не шевелился. Господи, я всего лишь хочу, чтобы он стал прежним. Хочу слышать его смех, саркастические замечания, сделанные с притворным самомнением. – Я люблю тебя, – прошептала я, и в палатке стало тихо.
Я теряю его, как остальных. Я шмыгнула носом, удерживая навернувшиеся слезы, и заговорила, как с прежним Джеймсом:
– Я тебя не отпущу, ясно? Я не сдамся. Даже не думай обзавестись другой подружкой, – улыбнулась я, притворяясь, что он рассмеялся. – Да, сейчас все плохо, но постепенно ведь наладится. Ты не Брэйди, ты не бросишь меня на берегу мучиться вопросом – почему? Ты сильнее этого. Я знаю, что сильнее.
Моя ладонь скользнула под рубашку и остановилась над сердцем. Кожа была теплой, знакомой. Сердце билось медленно и ровно.