Идеология и мать ее наука
Шрифт:
Эксперты и их воздействие на «оснащение ума»
Логическое мышление уязвимо, посредством манипуляции в него можно внедрять «программы-вирусы», так что люди, отталкиваясь от очевидных фактов, приходят к ложному, а иногда и абсурдному умозаключению.
Альянс обществоведов (типа Г. Попова и Т. Заславской), идеологов (типа Г. Бурбулиса и А. Яковлева) и ученых-естественников (типа Е. Велихова и С. Ковалева), который и положил начало новому сообществу экспертов, выработал небывалый стиль политических дебатов. Благодаря мощным средствам массовой информации он был навязан общественному
Как шел процесс иррационализации, навязанный экспертами реформаторов? Рассмотрим структуру простых логических построений, которую используют политики. Аристотель называл их энтимемами (риторическими силлогизмами) — неполно выраженными рассуждениями, пропущенные элементы которых подразумеваются. Вот схема разумного, хотя и упрощенного, рассуждения:
Данные(Д)— Квалификация(К)— Заключение(З)
¦ ¦
Поскольку(Г)— Оговорки(О)
¦
Ведь(П)
В популярной книге А. Моля читаем: «Аргументация определяется как движение мысли от принятых исходных данных (Д) через посредство основания, гарантии (Г) к некоторому тезису, составляющему заключение (З)». Подкрепление (П) служит для усиления «гарантии» и содержит обычно хорошо известные факты или надежные аналогии. Квалификация (К) служит количественной мерой заключения (типа «в 9 случаях из 10»). Оговорки (О) очерчивают условия, при которых справедливо заключение («если только не…»).
В митинговых рассуждениях обычно остаются лишь главные три элемента: Д-Г-З. Но это — абсолютный минимум. Аргументация ответственных политических дебатов намного сложнее, в них требуется, например, отдельно обосновывать и выбор данных, и надежность гарантии, и методы квалификации. Что же мы наблюдали в процессе реформы? Из аргументации были сначала полностью исключены подкрепления, оговорки и квалификации. А затем была разрушена и минимальная триада — была изъята или чудовищно искажена гарантия.
Отключение от рациональных критериев стало массовым явлением прежде всего в среде интеллигенции. Так, интеллигенция в общем поддержала удушение колхозов как якобы неэффективной формы производства. И ей не показалось странным: в 1992 г. правительство Гайдара купило у российского села, у колхозов и совхозов, 21 млн. т зерна по 12 тыс. руб. (около 10 долл.) за тонну, а у западных фермеров 24,3 млн. т по 100 долл. за тонну. Почему же «неэффективен» хозяин, поставляющий тебе товар в десять раз дешевле «эффективного»? То же с молоком. Себестоимость его в колхозах до реформы была 330 руб. за тонну, а у фермеров США 331 долл. — при фантастических дотациях на фуражное зерно, 8,8 млрд. долл. в год (136 долл. на каждую тонну молока)!
Вспоминая сегодня все то, что пришлось слышать и читать за последние десять лет у экспертов наших новых политиков, можно утверждать, что они сознательно и злонамеренно подорвали существовавшую в России культуру рассуждений и привели к тяжелой деградации общественной мысли.
В 1990 г. мне на отзыв дали законопроект «О предпринимательстве в СССР». Подготовлен он был научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи Владиславлева, Велихова, других представителей элиты. И совершенно несовместимые друг с другом утверждения и заклинания. «В нашем обществе практически отсутствует инновационная активность!». Такого общества не может быть в принципе. Инновационная активность пронизывает жизнь буквально каждого человека, это — его биологическое свойство. Да если говорить об экономике: сами же они утверждают, что она в основном работала на оборону, но в производстве вооружений инновационный потенциал был безусловно и вне всяких сомнений исключительно высок. То есть советская экономика в основной своей части была высоко инновационной.
Или еще тезис: «Государство не должно юридически запрещать никаких форм собственности!» — и это после стольких веков борьбы за запрет рабства или крепостного права (а ведь возрождение рабства — реальность конца ХХ века). «Государство должно воздействовать на хозяйственных субъектов только экономическими методами!» — во всем мире «хозяйственные субъекты» весьма часто оказываются в тюрьме, а у нас, значит, бей его только рублем. «Основным критерием и мерой общественного признания общественной полезности деятельности является прибыль!» — но тогда да здравствует наркобизнес, норма прибыли у него наивысшая. И все это — за подписью экспертов-академиков.
В выступлениях экспертов из ученых бросалось в глаза отрицание накопленного человечеством навыка рассуждений, чуть ли не мистическая тяга сказать нечто прямо противоположное знанию и здравому смыслу. Можно предположить, что причина этого — не в «сумеречном» состоянии сознания самой интеллектуальной бригады реформаторов, а в искусственном создании такого состояния у широких кругов слушателей и зрителей — как инструмента социальной технологии. Антонио Грамши писал, что в борьбе за культурную гегемонию над массами современная буржуазия вынуждена разрушать здравый смысл, в то время как антибуржуазные движения должны обращаться именно к здравому смыслу. Приняв к исполнению социально-инженерный проект «построения капитализма», эксперты слишком буквально стали применять грамшианскую методологию.
Вот передача «Момент истины». Святослав Федоров требует «полной свободы» предпринимателям и доказывает, что питекантроп превратился в человека именно когда получил собственность, а без нее человек превращается обратно в питекантропа. И при этом постоянно обращает внимание на то, что он — профессор. А надо бы профессору вспомнить, что при общинном строе люди (похожие на питекантропов не больше, чем самый цивилизованный предприниматель) жили в 2 тысячи раз дольше, чем при частной собственности. Но кульминацией рассуждений С. Федорова был убийственный аргумент против вмешательства государства в хозяйственную деятельность. «Экономика, — говорит С. Федоров, — это организм. А в организм вмешиваться нельзя — он сам знает, что ему лучше. Мы вот сидим, разговариваем, а печень себе работает как надо». От кого же мы это слышим? От профессора медицины! Да не просто врача, а хирурга! Он всю свою жизнь только и делает, что вмешивается в деятельность организма, да не с лекарствами (хотя и это — очень сильное вмешательство), а со скальпелем, и прямо в глаз. Каким расщепленным должно быть сознание человека, чтобы выбрать именно ту аналогию, которая действует прямо против его собственного тезиса.
Вот видный деятель пишет в респектабельном журнале «Международная жизнь» о необходимости «реально оценить наш рубль, его покупательную способность на сегодняшний день» (в начале 1991 г.). Предлагаемый им метод абсурден: «Если за него (рубль) дают 5 центов в Нью-Йорке, значит он и стоит 5 центов. Другого пути нет, ведь должен же быть какой-то реальный критерий». Почему «другого пути нет», кроме как попытаться продать рублевую бумажку в Нью-Йорке? Кому нужен рубль в Нью-Йорке? А реальная ценность рубля на той территории, где он выполняет функции денег, была известна — 20 поездок на метро. То есть рубль был эквивалентом количества стройматериалов, энергии, машин, рабочей силы и других реальных средств, достаточного чтобы построить и содержать «частицу» московского метро, «производящую» 20 поездок. В Нью-Йорке потребная для обеспечения такого числа поездок сумма ресурсов стоила 30 долларов.
Путем непрерывного воздействия бесчисленного множества таких «молекулярных» ударов по здравому смыслу совокупность экспертов помогла политикам добиться того, что масса трудящихся пассивно приняла или даже поддержала такие социальные изменения, которые прямо и практически с очевидностью противоречили ее интересам (прежде всего, приватизацию промышленности и ликвидацию кооперативного сельского хозяйства).