Идеология и субъект
Шрифт:
Идеология субъекта основана на вере. Вере в то, что его идеи это его собственные идеи-ценности и в то, что они и есть истина.
Грех – вопреки истине. Вина –
вопреки правде.
П.Сэлфинг
Правда, понятие «греха» для большинства также обладает
Несмотря на все усилия, так называемого, прогресса, идея вины и идея греха продолжает входить в идеологию субъекта в качестве неразрывной составной части. Удивительно, что при всей негативности переживаний от осознания своей вины и греха, субъект все равно совершает поступки с ними связанные. Причем никакие идеологические концепции не освобождают идеологию субъекта от этих переживаний. Субъект обязательно будет ощущать, что готовится совершить что-то не то, неправильное, пусть все эти ощущения и подавляются мощными аргументами рациональности, пользы, желания, выгоды и т.п. Точно также он способен считать себя виновным, даже если найдет объективные оправдания совершенного. Чувство вины, точно также, как и понимание совершенного греха, заложено в его идеологии, пусть и проявляется у каждого по своему.
вера … означает: то, что я ищу, находится
не здесь, именно поэтому я верю в это.
С.Кьеркегор
Ища выход из противоречия между своим представлением о вине и грехе, с одной стороны, и соблазном рациональности, благополучия, выгоды и т.п., с другой стороны, субъект готов к «разумному» компромиссу. Он четко и однозначно выделяет вину, грех, наказание в отдельную часть своего существования, ту часть, которая присутствует, требует к себе так сказать уважение, но с которой можно договориться, купив или заслужив прощение, через нахождение объективных причин, совершение благих дел, искупления и т.п. Субъект вполне успешно убеждает себя в том, что подобная индульгенция вполне нейтрализует тот негатив, который формируется параллельно с совершаемыми действиями. Это позволяет ему действовать и чувствовать свою вину, будучи уверенным в возможном прощении.
Грех принципиально отличается от вины тем, что грех это все же идея, идеологическая установка-отношение субъекта к тому, что должно быть, но что может быть им нарушено или по собственной слабости или по обстоятельствам. И в случае такого нарушения, грех ощущается как вина, возникает то самое чувство вины, в которое как бы перетекает идея греха. Именно поэтому грех и вина неразрывно связаны с верой и верностью, когда вера в истину есть идея субъекта, а нарушение этой веры, действие разрушающее эту веру и против веры и есть грех, в то время как это же действие вызывает у субъекта чувство вины, так как оно противостоит его верности этой вере.
В идеологии субъекта вера и верность переплетаются с грехом и виной настолько плотно, что порой трудно различить этот переход. По крайней мере, субъект никогда не занимается подобным анализом, а просто переживает возникающие ощущения в их комплексной взаимосвязи и взаимообусловленности. Он слишком занят и этими переживаниями и собственным стремлением как можно быстрее найти оправдания совершенного и тем самым уйти и от греха и от вины, и от своей веры и своей верности.
Но не стоить винить субъекта. Он не может иначе. Сформированные идеи-ценности являются результатом его социализации и фактически не зависят от его воли и желаний. Он принужден следовать своей идеологии, т.к. движим одним стремлением к самосохранению, тем самым стремлением, которое и составляет психофизиологическую основу содержания его идеологии.
С момента своего появления субъект, опять же независимо от его воли и желания постепенно и неуклонно втягивается во взаимодействие с группой, частью которой он обязательно когда-то станет. Но для этого его стремление к самосохранению должно приобрести конкретную форму в виде идей-ценностей, которые только и могут обеспечить его существование в группе. Содержание этих идей может различаться, однако все они остаются едиными для группы и их принятие становится непременным условием взаимодействия между ее членами. Социализируясь, стремление к самосохранению приобретает конкретные идеологические и поведенческие формы, которые, впрочем, могут моментально «отлетать», когда субъект оказывается в критической ситуации, в которой он движим одним только стремлением к самосохранению, выражающимся в животном страхе перед реальной или мнимой опасностью.
Конец ознакомительного фрагмента.