Идеология партии будущего
Шрифт:
В марксизме различают две стадии коммунизма - низшую (социализм) и высшую (полный коммунизм). Различают по принципам распределения жизненных благ: на первой стадии действует принцип «от каждого - по способности, каждому - по труду», а на высшей стадии - принцип «от каждого - по способности, каждому - по потребности». Уже сам факт различения эволюционных уровней общества по типу распределения жизненных благ есть признак ненаучности подхода к социальным объектам. Допустим, вы решили педантично следовать принципу «каждому по труду» при вознаграждении работников за их деятельность. Если люди заняты одинаковой деятельностью, ещё можно сравнивать их труд по их результатам. Но как быть, если люди заняты разнородной деятельностью и сравнивать их труд по результатам деятельности оказывается невозможным? Как сравнить труд начальника и подчиненного? Имеется единственный общественно значимый критерий сравнения труда в таких случаях - это фактические социальные позиции людей. Средненормальное осуществление деловых функций человеком
Выражение «по потребности» тоже допускает различные интерпретации, по крайней мере такие: 1) будет достигнуто изобилие жизненных благ; 2) любые потребности людей будут удовлетворены; 3) общество будет решать, что считать потребностью человека. Очевидно, что во втором смысле принцип «по потребности» никогда реализован не будет. Изобилие же - понятие относительное, исторически определенное. Тот жизненный уровень, который в прошлые века мыслился как изобилие, в Советском Союзе мы имели для огромного числа людей. Число людей, живших у нас по потребности в этом «скромном» смысле, было больше, чем все население России до революции. Тем не менее это не устранило неравенство, недовольство своим положением, зависть, жажду иметь больше. Я вообще считаю, что рост благосостояния населения стал одной из причин краха русского коммунизма. Он усилил расслоение общества и материальное неравенство. Жажда иметь росла быстрее и сильнее, чем возможность её удовлетворять. На этой основе возникло другое, чисто обывательское истолкование принципа «по потребности» - как удовлетворение желаний современных людей. А желания эти возросли настолько, что даже официальная идеология Советского Союза отодвинула исполнение этого принципа в неопределенное будущее. Советские люди уже представляли себе изобилие коммунизма по крайней мере в виде высокого жизненного уровня некоторых западных стран. Основатели учения марксистского коммунизма вряд ли подозревали о холодильниках и телевизорах как предметах первой необходимости, вряд ли думали, что автомобиль станет заурядным средством транспорта. Но советский обыватель уже не мыслил себе коммунизма без многокомнатной квартиры со всеми удобствами, без телевизора и холодильника, без посудомоечной машины и джакузи, без личного автомобиля и без дачи.
Ошибочно думать, будто происходило снижение интеллектуального уровня советской идеологии по сравнению с неким первоначальным, необычайно умным, марксизмом. Произошло нечто другое. Шли годы. В мире происходили великие перемены. Тенденции эволюции человечества, подтверждавшие правоту предвидений марксизма, уступили первенство тенденциям, сделавшим эти предвидения неадекватными и даже во многом очевидно ложными. Колоссально изменился интеллектуальный уровень потребителей идеологии. Развитый в марксизме способ понимания реальности и осмысливания прогресса науки оказался неспособным справиться с новыми задачами познания и стал препятствием научного подхода к реальности.
СОСТОЯНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ
ИССЛЕДОВАНИЙ
Не следует думать, будто только с марксизмом происходило то, о чем говорилось выше. Вся мировая сфера социальных исследований оказалась в состоянии, не адекватном реальной социальной эволюции человечества.
Коммунистический социальный строй просуществовал в Советском Союзе и других европейских странах семьдесят лет. Изучением его занималось огромное число специалистов. А за все годы не была создана признанная теория, удовлетворяющая критериям науки. Это касается не только советских теоретиков, но и западных. И в отношении стран западного мира произошло то же самое. Сочинения западных теоретиков так же далеки от реальности социального строя стран Запада, как сочинения советских авторов - от советской реальности. То же можно сказать обо всем том, что пишется и говорится о происходящей на наших глазах социальной эволюции человечества. В чем тут дело?
Социальные объекты (явления, предметы, феномены) суть объединения людей и люди как члены этих объединений. О социальных объектах думают, говорят, пишут и читают фактически все нормальные взрослые люди. Причем даже самая примитивная мысль человека о каком-то социальном объекте есть либо его собственное открытие, либо заимствована у других людей, сделавших это открытие. Так что всякий человек - в какой-то мере исследователь социальных объектов.
Особенность социальных объектов состоит прежде всего в том, что люди сами суть объекты такого рода, постоянно живут среди них и в них, постоянно имеют с ними дело. Они должны уметь жить в качестве социальных объектов и в их среде. Для этого они должны как-то познавать их, что-то знать о них. Они приобретают свои знания в ходе воспитания, обучения и образования, от общения с другими людьми, на личном опыте, из средств информации, из литературы и фильмов. Таким путем у них складываются свои представления о социальных объектах, можно сказать - житейские или обывательские представления. На этом уровне о социальных объектах думает подавляющее
Что-то знать о социальных объектах и научно понимать их - это далеко не одно и то же. Можно много знать, но при этом мало что понимать, тем более - понимать на научном уровне. Обывательские представления о социальных объектах имеют ничтожно мало общего с их научным пониманием. Тем не менее гигантское число дилетантов высказывается о них, сочиняет бесчисленные книги и статьи. В наше время положение в этом отношении приняло поистине гротескные формы и катастрофические размеры. Интеллектуальный аспект человечества оказался не в меньшей мере загаженным словесным мусором и помоями, чем природная среда продуктами и отходами современной промышленности. Чуть ли не каждый мало-мальски образованный человек считает себя специалистом в понимании явлений своего общества только на том основании, что он имеет какой-то опыт жизни в нем и кое-что знает о нем. Такие дилетанты воображают, будто нет ничего проще, чем понимание явлений, которые они видят своими глазами, среди которых они живут, в которых принимают участие и которое сами творят. А те из них, кто занимает высокое положение в обществе, известен и имеет возможность публичных выступлений, считают себя и признаются другими за высших экспертов в сфере социальных явлений. Люди верят президентам, министрам, королям, знаменитым актерам и даже спортсменам больше, чем профессионалам в исследовании социальных явлений, хотя эти высокопоставленные личности и знаменитости обычно несут несусветный вздор, а он больше соответствует обывательским представлениям, чем суждения профессионалов. Последним верят тогда, когда они занимают высокое положение, признаются и поощряются власть имущими и погружают свои профессиональные достижения в трясину обывательского сознания и идеологии. Таково первое серьезное препятствие на пути научного познания социальных явлений.
Для самосохранения человеческих объединений, для упорядочивания совместной жизни больших масс людей и для управления ими жизненно важно то, что и как люди думают о социальных явлениях. Суждения о последних неизмеримо сильнее затрагивают интересы различных категорий людей, чем суждения о других явлениях бытия. Потому эта сфера изначально находилась и находится теперь под неусыпным контролем идеологии.
Идеология навязывается членам человеческих объединений и так или иначе препятствует познанию социальных явлений. Эта роль идеологии была очевидна в коммунистических странах, в которых имела место канонизированная государственная идеология. Если бы марксизм был научным пониманием коммунизма, он должен был бы утверждать неизбежность и в коммунистическом обществе социального и экономического неравенства, необходимость государства и денег, неизбежность классов и других явлений, считавшихся язвами капитализма, и тогда он не имел бы массового успеха. И в западных странах, которые считаются неидеологическими, повторяю, засилье идеологии не только не уступает таковому в Советском Союзе, но значительно превосходит его.
Таково второе серьезное препятствие на пути научного понимания социальных явлений.
И третье препятствие на пути научного познания социальных объектов - гигантская армия людей, профессионально занятых в сфере науки, добывающих себе жизненные блага и добивающихся жизненного успеха (известности, степеней, званий, наград) за счет профессионального изучения социальных объектов. Лишь для ничтожной части этих профессионалов научное познание есть самоцель. Научный подход к социальным объектам составляет лишь ничтожную долю в колоссальной продукции сферы профессиональных социальных исследований.
Социальные объекты суть эмпирические (опытные, видимые, наблюдаемые) объекты. В исследовании их затруднен и ограничен, а в основном вообще исключен лабораторный эксперимент в том виде, в каком он применяется в естествознании. Исследователи добывали сведения о социальных явлениях путем личных наблюдений, знакомства с источниками, в которых были зафиксированы результаты наблюдений других исследователей и очевидцев событий, знакомства со всякого рода документами и свидетельствами. Главными орудиями исследований были средства наблюдения фактов и логические средства - сравнение, отбор, обобщение, абстрагирование, классификация, определение понятий, умозаключения, гипотезы и т.д. Причем, эти логические средства были в том виде и ассортименте, в каком они были описаны в сочинениях по логике и методологии науки и стали известны исследователям. А это был довольно бедный логический аппарат, который сам по себе ограничивал возможности осмысления эмпирического материала, доступного исследователям.
В XIX веке был разработан и получил широкую известность диалектический метод (диалектика). Но его постигла печальная участь, о чем я уже говорил. Диалектика вообще была вычеркнута из методологии социальных исследований.
В ХХ веке к рассмотренным выше методам добавились методы «конкретной» («эмпирической») социологии - сбор и обработка статистических данных о явлениях, имеющих злободневный интерес, а также опрос определенным образом отобранных людей по заранее разработанным анкетам (вопросникам) и обработка результатов этих опросов. Во второй половине века эти эмпирические методы захватили почти безраздельное господство в сфере социальных исследований, оттеснив на задний план теоретические (логические) методы традиционной социологии.