Иди через темный лес. Вслед за змеями
Шрифт:
Тварь обмахнула длинным тошнотворно-сизым языком морду и впилась в меня тяжелым взглядом. «Видит», – похолодев, поняла я.
Игра закончилась, я проиграла.
Значит, можно и высказать все, что на языке вертится. Лишь бы голос от страха дрожать не начал.
– Если хотел нас напугать, – с напускной дерзостью усмехнулась я, – то просчитался! Ты больше похож на уродливую жабу, чем на чудище!
На этот раз болотник не стал снисходить до разговора, а с невиданной ловкостью рванулся ко мне, разевая пасть. Я с визгом отшатнулась, слепо отмахиваясь посохом. Неудачно оступившись,
Позади болотника раздался тонкий, почти собачий визг – это волк, зажмурившись, вцепился в хвост нечисти, короткий и уродливый огузок. То ли хвост был ахиллесовой пятой болотника, то ли просто был безумно ему дорог, но тварь отвлеклась от меня и принялась прыгать по земле, разбрызгивая грязь.
Цепкости моего волка позавидовал бы и клещ.
Я как раз успела вскочить и подобрать посох, примериваясь, как бы поудачней ударить тварь по голове, когда мимо меня свистнула стрела и выбила нежити глаз.
– Вас что, даже на минуту одних оставить нельзя?! – раздраженно рыкнул охотник, держа тварь на прицеле и медленно выбираясь с изменчивой болотной тропки. – Велел же сидеть и ждать! А ты прочь пошел, пока жив!
Болотник клацнул челюстью, но неохотно пополз обратно в болото, кося на нас уцелевшим глазом. Уже у самой кромки бочага волк разжал пасть, одним прыжком вернулся на тропу и принялся остервенело отплевываться.
Охотник ловко снял тетиву и приторочил лук к поясу, не переставая напряженно вглядываться в туман, словно оттуда могло вылезти что-то гораздо более жуткое, чем голодная нечисть.
– Идемте, – напряженно сказал он, не глядя на нас. – Здесь лучше не задерживаться.
Он схватил меня за запястье и потащил обратно по тропе с такой скоростью, что мне приходилось постоянно сбиваться на бег. Когда лес снова посветлел, а под ногами перестало хлюпать, мужчина сбавил скорость.
– Как же угораздило вас с хозяином вод встретиться? – уже спокойнее принялся расспрашивать охотник.
– Он сам к нам вышел, – отозвалась я, с трудом переводя дыхание. – Сначала стариком прикидывался, на ощупь искал. Потом взбесился и в жабу превратился!
– В жабу. – Охотник устало прикрыл глаза, поражаясь то ли моему спокойствию, то ли моей глупости. – Жаба эта может человека махом заглотить, чтоб на илистом дне отрыгнуть и месяцами тело глодать.
Меня передернуло от такой перспективы.
На привал мы остановились на небольшой прогалине у поваленной березы, в корнях которой журчал совсем крошечный ручеек. Я печально рассматривала свой бедный плащ: мокрый и грязный, отяжелевший от болотной жижи, всю дорогу он путался в ногах. Постирать бы его и самой помыться, но где? Да и к воде я долго не захочу приблизиться, слишком уж яркие у меня воспоминания о ее коренных обитателях.
Охотник осторожно извлек из кармана свернутую тряпицу, почти благоговейно развернул ее. Мы с волком мигом склонились над ней, едва не столкнувшись лбами. На клочке небеленого холста лежали десятки мелких невзрачных цветочков, остролистых и звездчатых.
– Вот и трава заветная, – с нежной
Я только в затылке почесала. При всей моей любви к рукоделию, я слабо представляла, что можно сделать. С трудом выдернула из рукава длинную тонкую нитку и попыталась ею стянуть тряпицу в мешочек, но он все разваливался. Приходилось следить, чтобы мелкие цветы не разлетелись.
В очередной раз скрипнув зубами, я подобрала сосновую иглу пожестче. Охотник говорил лишь про железные иголки, про сосновые речи не было. Кое-как закрепив нить, я прошила тряпицу вдоль и поперек, чтобы она не расползалась в руках. Вышел кривой и косой шарик, размером не больше грецкого ореха. Толстую шерстяную нить я зубами выдрала из подола плаща, на нее и повесила мешочек с травой.
– Вот, даже неплохо вышло, – неуверенно произнесла я, на вытянутых руках самокритично разглядывая свое творение. – Охотник, посмотри! Ты нам сильно помо… ааиий!
Судорога скрутила правую руку, на пару секунд я вообще перестала ее чувствовать.
Впрочем, мою оплошность заметить он уже не мог – пока я возилась с амулетом для волка, охотник молча исчез, даже не попрощавшись.
Волк недоверчиво косился на амулет в моих руках, в глазах так и читалось: «Что, я должен буду это носить?!» Но человеком ему быть хотелось сильнее. Зверь покорно подошел ко мне и склонил голову, позволяя завязать шерстяной шнурок на загривке.
Чуда не произошло. Волк сел, неуверенно повел лопатками, но так и остался волком.
– То ли охотник обманщик, как и любая навья тварь, – принялась вслух размышлять я, пытаясь унять разочарование, – то ли я все испортила, криво сшила… Ладно, делать нечего, пошли дальше.
Волк согласно завилял хвостом.
Пересилив брезгливость и страх, я умылась и напилась из мелкого ручейка, счистила болотистую грязь. Волк терпеливо ждал в стороне от воды, когда мы двинемся дальше.
Тропка петляла и раздваивалась, на всех распутьях я выбирала направление по наитию, шла куда глаза глядят. Волк понуро бежал рядом. Это в сказках только одна дорога, иди по ней и иди, рано или поздно к замку Кощееву выйдешь да невесту свою назад отобьешь. Здесь же дорог было множество, и тропинок, и совсем незаметных стежек – поди угадай, которая в нужном направлении ведет да посреди чащи не обрывается.
Очень не хватало камня с подробной инструкцией: «налево пойдешь – богатство найдешь, направо пойдешь – коня потеряешь, прямо пойдешь – сестру пропавшую отыщешь». От такой подсказки я бы не отказалась! Ноги уже начали гудеть от усталости, руки, раз окоченевшие, уже не отогревались, а после ночевки на голой земле ныла спина. И это только второй день пути! Страшно представить, что дальше ждет.
Даже с волком я чувствовала себя бесконечно одинокой против огромного, обманчивого и опасного леса, словно встала, мелкая, незаметная, против непонятного и необъятного чудища. И оно наблюдало, то ли с ленцой, то ли с любопытством, как я сама лезу ему в пасть, насаживаюсь на когти-шипы, увязаю в нем, теряю чувство направления, теряю себя.