Иди и возвращайся
Шрифт:
– В обезьянник его, – пожал плечами капитан.
Его коллега кивнул и исчез за дверью.
Капитан вздохнул, вспоминая, о чем говорил.
– Обычно причина исчезновения очевидна – алкоголь, наркотики, долги, любое асоциальное поведение. Ваша жена не входит ни в одну из этих… так сказать, групп. Я попрошу, чтобы ее делом занялись раньше, чем обычно, но, понимаете, мы загружены. – Он кивнул на гору папок перед ним. Папками были завалены все свободные стулья и тумбочки в кабинете. Распухшие папки теснились и на стеллажах вдоль стен, выдавливая
Папа судорожно выдохнул, стиснув руки перед собой.
– Идите домой и ждите. Скорее всего, она появится. Мало ли, встретила подружку или… – Он сделал в воздухе непонятный жест, покосившись на меня.
– Что писать в заявлении? – раздраженно спросил папа.
– Дату и время исчезновения, обстоятельства, рост, особые приметы, одежду, – перечислил капитан.
Он дал нам несколько чистых листов и открыл выдвижной ящик стола. Я представила, как он достает ведерко с карандашами, на котором пляшут веселые пчелки, но он протянул папе обычную ручку.
– Напишите там, – он указал рукой в сторону двери. – Образец на стене. Закончите – отдайте дежурному.
Мы вышли в коридор, и в кабинет немедленно вошли поджидавшие на пороге парень с девушкой, оба в татуировках и с пирсингом в носу.
– По вызову, – раздалось из-за закрывающейся двери.
– Повестке, – поправил их голос капитана.
Мы сели за продавленный стол. Папа написал полстраницы.
– Во что она была одета?
– Плащ, платок, сапоги.
– Цвет помнишь?
– Плащ бежевый, платок с желтыми цветами, сапоги коричневые.
– Без каблуков? – уточнил папа.
– Без каблуков, – ответила я.
– Третье заявление за месяц! – гремел за закрытой дверью голос капитана.
Ему что-то тихо отвечали. Очередь в коридоре, сидевшая на стульях вдоль стены, притихла.
– Особые приметы, – прошептал папа сам себе.
– У нее нет особых примет.
Папа расписался, поставил дату. Мы отдали заявление в окошко толстому полицейскому, рядом с которым беспрерывно звенел дисковый телефон, и вышли на улицу.
Следующий день я знаю только со слов папы – меня забрала бабушка, чтобы «не трепать нервы ребенку». Папа и друзья родителей обзванивали больницы, отделения полиции и морги, расклеивали объявления о пропаже.
Два дня спустя мы с папой снова явились к усталому капитану, и он заверил нас, что начаты «оперативнорозыскные мероприятия» и он сразу же сообщит нам, как только «будет располагать какой-либо информацией».
Многие месяцы папа обзванивал знакомых и больницы и расклеивал повсюду объявления. Мы столько раз просмотрели видео со школьной камеры наблюдения: вот мы с мамой входим в школу, вот она выходит одна и идет в сторону НИИ. Как всегда, ничего необычного. Папа бесконечно пересматривал зернистый беззвучный ролик: вход и выход. Он словно пытался проникнуть в ее голову и понять, что произошло, когда она скрылась за школьной оградой.
С ее исчезновения я старалась делать все так, как если бы мама была дома, со мной. В том числе надевать шапку на правильное ухо: подворачивала ее на макушке и стягивала набок. Носила ее все время, хотя постепенно серо-голубая шерсть свалялась и выглядела совсем уж нелепо.
Только года через полтора папа стал реже ходить к следователю, перестал обновлять объявления на столбах и форумах о пропавших людях. А потом начал сомневаться, что вообще когда-нибудь ее найдет.
Я помню тот день. Я вернулась домой из художки, разделась в прихожей. Папа пришел незадолго до меня и разбирал на кухне сумки с продуктами. Привычно спросила:
– Есть новости?
После этого вопроса он обычно начинал подробный отчет, который сводился к тому, что никаких ее следов пока не найдено. Но сегодня, выставляя бутылки молока в холодильник, не поворачивая ко мне головы, ответил сухо:
– Никаких.
И тогда я пошла за новой шапкой.
В торговом центре мне захотелось сделать что-нибудь по-настоящему плохое. Выбрав самую уродливую шапку, я дождалась, когда охранник отойдет подальше, и побежала к выходу. Но не успела добежать до эскалатора, как меня перехватили.
На все вопросы я молчала, шапку из рук не выпускала, и меня отвели в подсобку, заваленную бракованной одеждой. Час я сидела не двигаясь и смотрела в разошедшийся шов кофточки, пока за мной не пришел папа. Когда мы выходили из магазина, громко зазвенела сигнализация – я все еще держала несчастную шапку в руках. Папа молча взял ее и пошел пробивать на кассу. Я ждала у выхода. Он вернулся и так же молча протянул ее мне. На эскалаторе я надела ее как попало, не посмотревшись в зеркало.
Так мы остались вдвоем.
Глава 2,
в которой друзья Нины отмечают день рождения
– Вы мне поможете или нет?
– В проникновении на охраняемую территорию? Нет.
– Ну короче! – Настя дрыгала ногами. Она повисла животом на высокой железной ограде и не могла ни перелезть через нее, ни спрыгнуть обратно.
Мы с Ваней уже задыхались от смеха.
– Я сейчас грохнусь и заработаю открытую травму черепа!
Ваня взял ее обеими руками за ноги. Опираясь на него, Настя перекинула ногу через ограду, потом вторую. Спрыгнула на другую сторону и неуклюже приземлилась в грязную лужу.
– Ну что за такое! – Она разглядывала испачканные джинсы.
Я пролезла в щель между двумя отогнутыми прутьями, Ваня – следом.
– И зачем ты через верх полезла?
– В этой жизни надо попробовать всё!
– И через двухметровый забор?
– И через забор. Любой опыт пригодится.
По лесенке мы забрались в крытый домик над горкой и канатной сеткой. Сели на скамеечки.
– Слушьте, я уже совсем не помещаюсь.
– И я.
– Мы тут лет с десяти не помещаемся.