Идиот
Шрифт:
Светлану я застала у меня дома, она сидела за моим столом и усердно писала на розовом листке. Когда я вошла, она даже не подняла глаз. Заглянув через плечо, я увидела, что наш план похода на «Броненосец “Потемкин”» отменяется. Левой рукой Светлана перебирала на шее бусы – связку крупных зерен янтаря.
Она поставила подпись с вычурной «С» и вручила мне листок.
– Я написала тебе записку.
Вместо кино мы отправились к ней, устроились на кровати и принялись за чтение «Нины в Сибири». Читать со Светланой было удобно, поскольку все слова она знала из сербохорватского: зачем всякий раз лезть в словарь,
История Нины становилась путаной и печальной. Она выяснила, что Иван работает у дяди в лаборатории и женился на специалистке-геохимике. Но это всё – не точно, поскольку с самим Иваном она еще не говорила, а просто видела рабочий стол с табличкой и запиской от жены.
– Кто пишет эти тексты? – спросила я. На обложке стояло только название – «Русское чтение I».
– Ума не приложу, – сказала Светлана и вернулась к своему учебнику по психологии.
Я вынула 1020-страничный роман «Холодный дом» из серии «Нортон Критикал», он одновременно поглощал меня и отталкивал, словно ужасно длинный чужой сон. Я в сотый раз перечитала одно и то же предложение:
В заключение Воулс присовокупляет добавочный пункт к этой декларации своих принципов, сказав, что поскольку мистер Карстон собирается вернуться в полк, не будет ли мистер Карстон так любезен подписать приказ своему банкиру выдать ему, Воулсу, двадцать фунтов [12] .
Вновь и вновь Воулс присовокупляет добавочный пункт о деньгах. Вновь и вновь – мистер Карстон, банкир, не будет ли любезен двадцать фунтов… может быть.
Светлана выделяла какой-то фрагмент про деиндивидуацию, левой рукой перебирая свои янтарные бусы.
12
Перевод М. Клягиной-Кондратьевой.
– Красивые бусы, – сказала я.
– Что? – откликнулась она.
Я решила, что заставлю ее поднять взгляд.
– Твои бусы, – сказала я. – Они очень красивые.
– А-а, это? Подарок от моего аналитика.
Раз упомянут аналитик, значит, я победила и она сейчас будет говорить, а не читать.
Ее психоаналитик на День благодарения ездил на конференцию в Москву. Это была его первая поездка в Восточную Европу, и всё вокруг напоминало ему о Светлане. Ему постоянно встречались разные Светланы – большей частью тоже аналитики, кроме одной, турагента. В янтарной лавке он засомневался – не нарушит ли он профессиональную этику, купив Светлане подарок. Он посоветовался с одной из русских Светлан, которая помогала ему выбрать подарок для супруги. Та призвала его следовать благородному порыву.
– В принципе, это пустяк, – сказала Светлана. – По его собственным словам, бусы стоят пятнадцатую часть из того, что я заплатила ему с сентября. К тому же, мои выплаты покрывает страховка. В некотором смысле эти бусы – подарок от «Голубого Креста Массачусетса».
Мне не хотелось возвращаться к «Холодному дому», и я спросила ее о медстраховке. Задавая вопрос, я размышляла: ведь «Холодный дом» – это, в сущности, книжка о скучной канцелярщине, но тогда почему же я вместо чтения интересуюсь скучной канцелярщиной Светланы? Светлана широко распахнула глаза. Она сказала, что в страховую форму
13
DSM-IV – 4-е издание классификатора «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам», использовавшееся в США с 1994-го по 2000 г.
– Только представь, – говорила она, – четыре цифры. И в них – то, чем ты страдаешь. – Она спрашивала у аналитика, что скрывается за этими цифрами, но тот не ответил. Он сказал, что значение имеют не слова в DSM, а слова, которые звучат в этой комнате, произносятся между ними. Но Светлана уже мнемонически запомнила эти цифры, они впечатались в ее мозг, и позднее она отправилась в научную библиотеку и отыскала DSM-IV. – Я увидела их на полке в хранилище. Два огромных тома в твердой обложке.
– И?
– И… Я не стала смотреть. Ушла из библиотеки. Потеряла всякий интерес.
Я стала забывать прочитанное. Всё началось на занятиях по разговорному русскому. На урок я опоздала, они уже читали вслух. Иван подвинул ко мне свой учебник и показал нужное место. Когда дошли до строчки, где Нина смотрит в окно и вспоминает Леонида, Иван наклонился ко мне:
– Похоже, она всё время думает о мужчинах.
– Извини, что?
– Сначала она думает об Иване. Потом – о Леониде. Всегда – о мужчинах.
– Да, точно, – сказала я. – Странно.
Нам с Иваном дали разыгрывать сцену в Новосибирске – ту, которую я читала и о которой размышляла, – но вдруг у меня полностью вылетело из головы, что я должна говорить. И посмотреть было негде, поскольку книжку я забыла дома. Я стояла в страхе, припоминая лишь, что там какие-то плохие новости для Нины.
– Иван, становись сюда и жди Соню, – сказала Ирина. – Не так, повернись спиной. Соня, иди к Ивану. Нет, не как на похоронах, – ты спешишь. Вот так. – Иван стоял лицом к окну, и Ирина торопливо пошла к нему, озабоченность на лице сменилась восторгом. – Иван!
Мной овладел ужас. Я не могла вспомнить, чтобы Нина встречалась с Иваном. Как я могла забыть такой момент!
Ирина повернулась ко мне.
– Теперь, Соня, твоя очередь.
Я тоже пересекла комнату, пытаясь принять восторженный вид.
– Иван! – сказала я.
Иван повернулся. На лице – абсолютное отсутствие эмоций.
– Добрый день, – ответил он.
– Иван? – сказала я. – Это ты?
– Да, я Иван. Мы знакомы?
– В смысле, знакомы? Я думала, мы друзья.
– Соня, – в голосе Ирины звучал упрек. – Ты сделала домашнюю работу?
– Сделала, честное слово, – ответила я. – Но я почему-то совсем не помню, что там происходит.
Она вздохнула.
– Читай сейчас и вспоминай. Только быстрее!
Иван протянул мне книжку. Читая, я стала припоминать, что это – не тот Иван, а другой, которого зовут почти так же. Зачем вставлять такую идиотскую деталь? – подумалось мне.
– Да, извините, – сказала я. – Я ищу Ивана Бажанова. А вы – другой Иван.
– Да, я Иван Боярский, – ответил Иван. – Мы с вами незнакомы.