Идол
Шрифт:
Дядя спал в гамаке, во дворе, отходя после вчерашней гулянки и пропустив утренние новости.
– Дядько?
– тормошил Быня пьяницу, пока тот не разлепил один глаз.
– Ну чего тебе?
Парень приподнял трофей:
– Вот. Пришиб.
Дядька попытался сфокусировать взгляд. Сквозь похмельную пелену проступало какое-то красное пятно.
– Кровищи-то... Если никто не видел - прикопай в овражке, - посоветовал старый разбойник, тут же всё забыл и отключился.
– Ладно, - согласился племянник и потащил демона к оврагу.
Деревенские жители сваливали
Там он попытался воткнуть демона в землю. Задумался. Бросив ношу, вернулся за лопатой.
Сарайчик с инструментами закрывался сорванной с петель и прислонённой к косяку дверью, как и все двери в доме. Быня забывал, что в половине случаев их нужно не толкать, а открывать на себя. Отставив дверь в сторону, он вошёл внутрь. Свою лопату Быня любил - ни у кого второй такой не было. Ей он и огрел Ортазеба, склонившегося в овражке над павшим собратом. Несмотря на немалый вес, молодой бугай ходил очень тихо.
– Раз и ещё, - тыча толстым пальцем в неподвижные тела, сосчитал он.
Идти к дядьке за советом? Твари похожие, лучше уж сразу двух прикопать.
Быня любил сажать саженцы, и тяжёлая глина полетела во все стороны от работающего землекопа. Повертев демонов, чтобы определить, где у них комель и корневища, он сунул их в ямы, забросал грунтом и притоптал его вокруг торчащих голов.
– Ладно!
– изрёк Быня, с удовольствием глядя на хорошо выполненную работу.
Смутное беспокойство не оставляло парня и, бросив лопату, он пошёл посоветоваться.
– Дядько?
– растормошил он дядю.
– Поливать надо?
– Полей, - не приходя в сознание, легко согласился тот.
Вёдра у Быни тоже были свои. Хорошие вёдра, сделанные из старых бочонков с выбитым дном, аккурат по ведру на саженец.
Ортазеб очнулся от того, что ему стало мокро. Весь будто скован, голова трещит.
– Моя голова, - простонал он и открыл глаза. Над ним, в ослепительной короне из лучиков солнца, стоял помощник жреца и совершал ритуал бесчестья. Иначе говоря, Быня, увлёкшись посадками, по-простецки удобрял саженцы мочевиной.
– О нет..., - заскулил демон, - проси что хочешь, только перестань.
– А?
– удивился парень и, засмущавшись, накрыл голову Ортазеба ведром.
Просить что хочешь? Быня хотел пирогов и молока, причём всегда, но пироги у него ассоциировались с бабой Маней и никак иначе. А ещё ему надо было найти идола.
– Идол?
– пробасил детина.
– Ты хочешь знать, кто украл идола?
– раздался приглушённый ведром голос.
– Ведай же, смертный, в том повинны гномы!
– Не-е, - не поверил Быня.
– Я из общества добровольных стукачей и свидетелей Ио Говы, покровителя улик, призван проследить, чтобы гномы сполна заплатили за свои...
Быня не дослушал. Что он, дурак какой? Хотя и ходили слухи о пристрастии гномов к воровству одежды, да и граница была недалеко, но он точно знал, что гномы мелкие и такого тяжёлого истукана не утащат. Лгунов Быня терпеть не мог, не понимая, как можно говорить неправду. Разозлившись на вруна, он застучал лопатой по надетому на демона ведру. Звук получился сочным, и Быня слегка увлёкся. Только крики и ругательства, доносившиеся из-под ведра, вносили диссонанс в творческий процесс.
– Прекрати, прекрати, прекрати, - вопил Ортазеб, - не гномы это, не гномы!
– А кто?
– Эльфы.
– Не-е, эльфы тут не водятся, - снова не поверил Быня и заколошматил по ведру.
– А-а-а-а-а-а, - через некоторое время Ортазеб сообразил, что орёт в тишине, - а кто водится?
Быня задумался.
– Дриады?
– Точно, это дриады украли!
– подтвердил демон и приготовился к новой канонаде.
А Быня наивно верил поговорке, что и врун на третий раз скажет правду.
– Дриады... А как унесли? Они же хилые.
– Вселились в идола, - уверенно ответил Ортазеб.
– Он из дерева, а дриады с деревом управляются как бес с хвостом.
– Ладно, - не стал спорить Быня.
"Вот болван", - подумал Ортазеб, ожидая нового вопроса. Но помощник жреца молчал. Под ведром было душно и темно. Напрасно потом Ортазеб звал:
– Э-эй, смертный? Выпусти меня, а? Я тебя награжу. Любезный? Друг, ты тут? Слушай, брат, откопай меня, влага меня разъедает и воздух кончается, копыта отбросить боюсь... Повелитель?
Быня всего этого не слышал. С лопатой на плече, он шагал к большому дубу, росшему в полутора верстах к западу от деревни. В это же время королевский дознаватель рвал и метал в доме старосты, требуя улики и главного свидетеля.
Старый лес пережил опустошительные войны, нашествия скрипичных термитов и хихикающей саранчи, магические пожары и прочие напасти, но не вынес соседства с фермой по разведению боевых бобров-спиногрызов. От бобра не жди добра, гласила древняя дриадская мудрость. От прежнего леса остался один дуб. Правда, это был королевский дуб со славной тысячелетней историей, раскидистой кроной снаружи и королевой дриад внутри. А теперь в этом дубе жила и королевская свита. Бобриная ферма сгинула несколько лет назад, погребённая под рухнувшими плотинами, и возле могучего дерева разрослась молодая дубовая поросль. Но переселяться туда дриады не спешили, дур нет - менять приличное жильё на пусть отдельную, но хибару.
Кроме дриад, никто не знает, откуда они берутся. Сами они рассказывают про тычинки, пестики и опыление цветочков, хотя за подобным занятием дриад не замечали. Как бы то ни было, в дубе стало тесно от юных дев, даже несмотря на умение дриад увеличивать внутреннее древесное пространство. К тому же, в отличие от выросших в одиночестве и покое старших дев, молодёжь привыкла к гвалту и суете. Настоящие дриады молчат годами, эти же балаболки болтали без устали, и дуб гудел как растревоженный пчелиный улей, вызывая мигрень у королевы. Пришлось ввести полуденный тихий час, соблюдавшийся неукоснительно под страхом внеочередного наряда по уходу за корнями и борьбы с личинками. И надо же было, чтобы в самый застой тихого часа проснулся какой-то не в меру ретивый дятел. Или не дятел. Судя по стуку, этот дятел был размером с телёнка.