Идолы
Шрифт:
— Не трогайте. Оно может быть ядовитым.
Тима меня не слышит, более того, ее не остановить. Не остановить, когда она вот так увлекается.
— Не знаю. Это не вода, но и на грязь тоже не походит.
Но что бы это ни было, оно воняет.
— До Того Дня ученые часто рассуждали о возможности существования первичного бульона. — Голос Тимы звучит до странности тихо, когда она снова погружает руки в то, что мне кажется булькающими коричневыми сточными водами. — Как об основной составляющей жизни, в том числе и человеческой. Мы произошли из такого бульона. — Тима поднимает голову. — Или, возможно, вернемся в это состояние. Что, если
— Суп, — говорит Фортис. — Первичный суп.
— Ты хочешь сказать, кто-то сотворил вот это дерьмо? Сознательно? — Лукас выглядит так, словно его вот-вот вырвет.
— А где деревня? — Я приседаю рядом с Тимой и окидываю взглядом окружающее. — Что случилось?
— Если я права… — начинает Тима, глядя на Лукаса снизу вверх, — если я права, вот это и есть деревня.
— Была. Пока ее не измельчили в мульчу, — соглашается Фортис.
— Привели в состояние первичных частиц, — кивает Тима.
— Для повторного использования?.. — недоверчиво спрашивает Ро.
— Что это сделало? Что могло это сделать? И зачем? — Лукас смотрит по сторонам в поисках ответа.
Он не спрашивает, кто это сделал, потому что ответ мы и так знаем.
Фортис опускается на четвереньки, внимательно изучая землю:
— Учитывая отличную переработку на мелкие фракции почвы, или грязи, или что уж там представляет эта жижа, сдается мне, тут должно было поработать большое количество… чего-то.
Тима пропускает мерзкую жижу между пальцами:
— Да, или несколько очень больших вещей. Но скорее, похоже, множество мелких. — Она тоже оглядывается вокруг.
— Это определенно похоже на массовый налет чего-то. Это выглядит даже хуже, чем пшеничное поле после саранчи. — Биби сильно бледнеет.
Лукас встает рядом со мной, касаясь рукой моей руки, словно ему необходим контакт для поддержки.
— Ты хочешь сказать, это нечто вроде какой-то внеземной саранчи?
Мысль настолько же пугающая, насколько и отвратительная.
Фортис говорит тихо, со странной уверенностью:
— Да, похоже именно на то. Массовый налет, который может превратить все, что угодно, в составные частицы. Подумайте об этом. Машины, которые могут жевать, или выделять, или и то и другое. Сжевать все — органику, созданные человеком предметы. Все биологическое. Механически или химически переварить все.
— Разве такое существует? — Я смотрю на Фортиса, а тот смотрит на Биби. — Разве существует?
— Я не знаю, — отвечает Фортис. — Но если они могут сделать такое, все кончено.
Мы умолкаем, потому что коричневое озеро перед нами внезапно начинает выглядеть еще более опустошенным и опустошающим.
— Скажи, разве это правда? Значит ли это, что они собираются просто сжевать наш мир и потом выплюнуть его? Все вообще? — Глаза Тимы полны ужаса.
— Нет, если мы им не позволим, — отвечаю я, глядя на коричневое ничто, которое может стать будущим нашей планеты. — Ведь так, Фортис?
Но Фортис молчит, потому что даже он не знает, что на это ответить.
ПОМЕТКА: СРОЧНО
ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
Подкомитет внутренних расследований 115211В
Относительно инцидента в Колониях ЮВА
Примечание.
ДОК ==› ФОРТИС
Расшифровка — Журнал соединений, 22.09.2069
ДОК::НУЛЛ
// соединение начато;
соединение установлено
отправлено: Ты не биологический, верно?;
ответ:…Верно.;
отправлено: Но ты самоосознающий, мыслящий. Творческий?;
ответ:…Cogito ergo sum. Я мыслю, следовательно, я существую. Да. Мы похожи.;
отправлено: Мне бы хотелось глубже исследовать идею.;
ответ: Ты интересный собеседник.;
отправлено: Как и ты. Вскоре я свяжусь с тобой, чтобы
продолжить эту беседу.;
ответ: До свидания.;
соединение прекращено;
//соединение завершено;
Глава 27
Прошлое в будущем
Мы молчим. Покинув деревню, находим место для остановки и позволяем дню закончиться как можно быстрее.
Мы видели слишком много, все мы.
Но темнота наступает не так уж быстро. А нам хочется видеть как можно меньше. Это все, чего хочет любой из нас в данный момент.
Пещера, на которой в конце концов сошлись Фортис и Биби, вдали от долины и на обратном пути к реке Пинг, не совсем пещера. Это скорее некое углубление в скале, рядом с рощей бамбука и тиковых деревьев для слонов — деревьев, которые тянутся от зеленого берега прямиком в густые джунгли, что покрывают эту сторону дельты реки Пинг. Но как бы то ни было, огонь — это огонь, а сон — это сон, и потому мы разбиваем здесь лагерь и никто из нас ни на что не жалуется.
К тому времени, когда мы съедаем ужин — рис и овощные лепешки, упакованные во множество металлических контейнеров, а слоны — половину джунглей, до которых могли дотянуться, мы все готовы заснуть.
— Noh long! — кричит Биби. — Noh long!
— Да хватит тебе! — устало рявкает Ро. — Довольно орать!
— А что это значит? — Тима с любопытством смотрит на Биби.
— Я надеюсь, что это означает «пора спать», но может быть, «ешьте свои бананы». Похоже, они именно это делают, когда я так говорю.
— А зачем тогда это говорить? — спрашиваю я. — Если они все равно не слушают?
Биби пожимает плечами:
— Но от них ведь и нельзя по-настоящему ожидать, что они станут слушать. Они же слоны. Просить их перестать есть — все равно что попросить тигра перестать охотиться.
Слоны опускаются на колени, будто утомились больше всех. И вскоре начинают храпеть, причем так громко, что почти невозможно разговаривать, а потому нам ничего не остается, как самим угомониться на ночь.
И мы угомонились бы, если бы лягушачий хор позволил нам заснуть.
Чем темнее становится, тем теснее мы сбиваемся вокруг костра в нашем наскоро разбитом лагере. К тому времени, когда появляются звезды, мы уже буквально прижимаемся к умирающим углям, и я различаю только куртку Фортиса.
Все ощущается ужасным, потому что оно становится ужасным. Теперь, когда мы видели то, что скрыто между горами в долине, борьба становится намного важнее. Это Фортис нас заставил. Он вынудил нас бороться. Теперь я это знаю. Но чего я не знаю, так это того, почему он не хочет ничего нам объяснить.