Идору
Шрифт:
Кья заметила, что волосы Мэриэлис стали раза в два короче, лишились тех удлинений.
– В «Си-Таке», – сказала она, – когда брали пробы на ДНК, вы подсунули им удлинения…
Мэриэлис вскрыла бутылочку, залпом ее осушила и удовлетворенно передернулась. И только потом ответила.
– Все эти удлинения, – сказала она, – из моих родных волос. Отрастила их на стороне, пока сидела на ну вроде как диете, ты меня понимаешь? Эти, в аэропорту, они со своими анализами заодно секут людей, любящих поразвлечься. Некоторые развлекалки остаются в волосах
– В сети работает, – сказала Кья; объяснять про Крепость было бы слишком долго, да и вообще ни к чему.
– Уж это-то я и сама вижу. Вы пришли сюда из-за того, что эти забегаловки переадресовывают, верно?
– Но ты меня все равно нашла.
– Хорошие связи в таксомоторной компании. Я решила, что стоит попробовать. Но русские, они ведь тоже об этом подумают. Или уже подумали.
– Но как ты вошла? Тут же все заперто.
– Я, милочка, знаю в таких местах все ходы и выходы. Я вообще знаю больше, чем следовало бы.
Масахико снял с глаз черные чашечки, увидел Мэриэлис, взглянул на чашечки, а затем – на Кья.
– Это Мэриэлис, – сказала Кья.
Гоми-бой был аниме-шаржем на самого себя: огромные глаза, а прическа даже выше и загогулистее, чем в натуре.
– Кто пил водку? – вопросил он.
– Мэриэлис, – сказала Кья.
– Какая еще Мэриэлис?
– Она сейчас там, в этом номере.
– Это эквивалентно двадцати минутам в сети, – сказал Гоми-бой. – А как она попала в ваш номер? В отеле «Дай» такого не бывает.
– Долго объяснять, – ответила Кья.
Они снова были в комнате Масахико. Возвращение в Крепость прошло легко и быстро, без всякой беготни по лабиринтам, просто кликнули «возврат» и в секунду добрались. Мимо иконки, напоминавшей ей про незакрытую Венецию, но иконка мелькнула и сразу исчезла, так что не было времени среагировать. Возможно, там так устроено, что, если раз зашел, вернуться можно по-быстрому. Масахико сказал, что им нужно туда, и поскорее, потому что какие-то неприятности, а Мэриэлис сказала, что пожалуйста, она не возражает, и они ушли в сеть, хотя Кья была совсем не в восторге, что Мэриэлис остается в номере считай что одна.
– Этой карточки хватит еще на двадцать шесть минут в номере, – сказал Гоми-бой. – Если только твоя подружка не вдарит еще раз по водке. У тебя есть счет в Сиэтле?
– Нет, – мотнула головой Кья, – только у мамы…
– Туда мы уже заглянули, – сказал Масахико. – На съем этого номера плюс выходы в сеть кредита твоей матери никак не хватит. У твоего отца…
– Отца?
– …есть подотчетный счет в сингапурском коммерческом банке, где он работает…
– Откуда вы это знаете?
– Откуда? – Гоми-бой пожал плечами. – Крепость. Мы умеем узнавать. Наши люди много знают.
– Я не хочу, чтобы вы залезали в папин счет, – твердо сказала Кья. – Это у него для работы.
– Осталось двадцать пять минут, – напомнил Масахико.
Кья сняла очки. Все вроде в порядке. Кроме одного. Мэриэлис вытаскивает из мини-холодильника очередной пластиковый пузырек.
– Не трогай!
Мэриэлис виновато взвизгнула и уронила бутылочку.
– Тогда, может, немножко рисовых крекеров?
– Ничего, – отрезала Кья. – Здесь все очень дорого. У нас кончаются деньги.
– О! – Мэриэлис вскинула глаза и несколько раз сморгнула. – Ведь и правда. А у меня так и вообще ничего нет. Эдди наверняка аннулировал мои карточки, а к тому же, попробуй я ими за что-нибудь заплатить, он тут же узнает, где мы.
– Мы вышли на подотчетный счет твоего отца, – сказал Масахико, не поворачиваясь и не снимая наглазников.
– Вот и чудненько, – разулыбалась Мэриэлис.
– Пусть они ее забирают, эту свою нанофиговину, – сказала Кья, торопливо сдергивая наперстки. – Я ее тебе верну, прямо сейчас, а ты отнесешь ее им, отдашь и скажешь, что это была просто ошибка.
Не вставая с пола, на четвереньках, она подобралась к расстегнутой сумке, покопалась в ней и протянула Мэриэлис растерзанный сверток. Между лохмотьями скотча и сине-желтого си-таковского дьюти-фри мешка проглядывали темно-серый пластик и ряды маленьких, аккуратных дырочек; наноассемблер (если это действительно наноассемблер) выглядел странновато, но вполне невинно, нечто вроде перцемолки работы какого-то шизанутого дизайнера.
– Вот, бери. Объясни им, что все в порядке. Что это просто недоразумение.
– Не надо, – отшатнулась Мэриэлис, – положи ее на место. Видишь ли, – она судорожно сглотнула, – проблема совсем не в том, недоразумение это или не недоразумение. Проблема в том, что и так и так они нас убьют, потому что мы знаем об этой штуке. А Эдди, он и слова им против не скажет. Потому что не может. А еще потому, что он вроде как сыт мной по горло, этот мелкий, неблагодарный, вонючий говнюк… – В ее голосе не было злобы, только тоска и усталость. – Так что на него рассчитывать не приходится.
– Счет вскрыт, – сказал Масахико. – Вернись к нам, пожалуйста. Тут у тебя гость.
29. Ее плохая сторона
В фургончике пахло резиной и разогретой электроникой. На месте снятых задних сидений чернели аппаратурные блоки, опутанные проводами и проложенные комками пузырьковой упаковки.
Рез сидел впереди, рядом с водителем, тем самым калифорнийским самураем из Акихабары. Лэйни пристроился на одном из блоков, между Арли и Ямадзаки; за их спинами с такими же примерно удобствами разместились Вилли Джуд и третий техник, рыжий. При каждом толчке Лэйни страдальчески морщился; боль в ушибленном о столик боку не только не утихала, но и становилась все сильнее. Уже здесь, в машине, он обнаружил на своем левом носке кровь, но так и не сумел разобраться, из какого она места, да и вообще – своя или чья-нибудь.