Идору
Шрифт:
Структура идору появилась чуть позже, как нечто плавное, продуманное, несколько примитивное. Но дальше, в местах наибольшего сближения с Резом, она начала обретать определенную сложность. Или, подумал Лэйни, непредсказуемость. Нечто сугубо человеческое. Она училась.
И обе эти структуры, скульптуры во времени, были узловыми, и это их качество нарастало с приближением к «теперь», где они плотно сплетались…
Лэйни стоял рядом с идору. Он уже видел этот пляж в ирландском гостевом доме, когда просматривал снятую биноклем пленку. Грязно-зеленое, с россыпью белых
– Так ты их видишь? – крикнула она.
– Что – вижу?
– Лица в облаках! Узловые точки! Я ничего не вижу! Покажи их мне!
Но затем она исчезла, а вместе с ней и море, и Лэйни снова смотрел на информацию, на оцифрованные истории Реза и Рэи Тоэи, которые сплетались на грани превращения в нечто иное. А если бы тогда, в Лос-Анджелесе, он попытался, могло бы так быть, что из узловой точки Элис Ширз выплыл бы канцелярский нож?
И он попытался.
Перед ним расстилалась белая пушистая равнина. Не снег. А вдали, на фоне ядовито-розового обрыва, величественно переступали исполинские, щедро разукрашенные коричневым по коричневому ковбойские сапоги. Равнина исчезла, на ее месте медленно вращался непонятный, неопределенных размеров предмет, отдаленно похожий на лос-анджелесский автобус, если с него снять колеса.
– Семнадцатый номер, – сказала идору. – Отель «Дай».
– Дай? – переспросил Лэйни. Автобус исчез, поехал догонять сапоги.
– Что такое «отель любви»?
– Как?
– Отель. Любви.
– Ну, наверное, это где люди занимаются любовью…
– А что такое «первичный биомолекулярный программирующий модуль С-дробь-семь-А производства Родель ван Эрп»?
– Представления не имею.
– Но вы же мне сейчас показывали! Это средоточие нашего союза, наше пересечение, то, из чего должно развернуться и все остальное!
– Подождите, – сказал Лэйни, – у вас тут есть другой, они вроде как смыкаются…
Напряжение отзывалось болью в боку, но вдали виднелись горы, перекрученные деревья, низкая крыша деревянного домика…
Идору исчезла, а затем и дом, словно съеденный изнутри, – его структура замерцала и съежилась. И на мгновение – образ чего-то громоздящегося, беспорядочная россыпь непохожих друг на друга окон и взвихренное, радужное небо.
– Кончай орать! – сказала Арли, сдергивая с него очки.
Рядом с ней – Ямадзаки.
– Остановитесь, Лэйни-сан.
Лэйни длинно, судорожно вздохнул, уперся ладонями в мягкий пластик приборной доски и закрыл глаза; рука Арли легла ему на затылок.
– Нужно туда бежать.
– Бежать? Куда?
– Семнадцатый номер… Мы опоздаем. На свадьбу…
38. Звезда
Парализатор перестал щелкать, и Кья уронила его на пол. Дверная ручка не поворачивалась. Из ванной – ни звука, кроме птичьего щебетанья. А что в комнате? Масахико торопливо заталкивает свой компьютер в клетчатый пластиковый мешок. Кья бросилась к «Сэндбендерсу», схватила
Ручка медленно поворачивалась.
Русский шагнул в комнату. На его правой руке было нечто вроде ослепительно-розовой рукавицы, без пальцев, но зато с лысой кукольной головой. Сексуальная игрушка из черного шкафчика, сыгравшая роль изоляции. Он сдернул розовую шкурку с руки и небрежно швырнул ее через плечо. Птицы в ванной смолкли.
Масахико, начавший было надевать правый ботинок, замер, уставившись на русского; его левая нога все еще была в бумажном шлепанце.
– Вы уходите? – спросил русский.
– Она на кровати, эта ваша штука, – сказала Кья. – Мы не хотим иметь с ней никакого дела.
Заметив на полу парализатор, русский поднял ногу и припечатал его каблуком, словно некую ядовитую тварь; жалобно хрустнул крошащийся пластик.
– Артемий, мой друг из Новокузнецка, делает себе большое унижение этим. – Он поворошил обломки носком сапога. – Носит очень тесные джинсы, Артемий, кожаные, это мода. Кладет в передний карман, спуск случайно нажимается. Артемий парализует свое мужество. – Крупные, неровные зубы оскалились в подобии улыбки. – А нам смешно, да?
– Ну пожалуйста, – сказала Кья. – Мы просто хотим уйти.
Русский обогнул Эдди и Мэриэлис, так и обнимавшихся на полу.
– Ты случайность, как Артемий своему мужеству, да? Ты только случилась владельцу этого прекрасного ночного клуба. – Носок сапога указал на бессознательного Эдди. – Который контрабандист и прочие вещи, очень сложные, но ты, ты есть просто случайность.
– Да, – кивнула Кья.
– Ты из «Ло/Рез» (Ло-ресс). – Он шагнул к кровати и заглянул в пластиковый мешок. – Ты знаешь, что такое это.
– Нет, – соврала Кья. – Я не знаю.
Русский повернулся к ней.
– Мы не нравимся случайности, никогда. Не допускаем случайности.
Руки русского начали подниматься; на третьем суставе каждого его пальца, со стороны ладони, розовело круглое пятнышко размером с горошинку. Кья видела такие у ребят в школе и знала, что это следы татуировки, недавно удаленной лазером.
Она взглянула ему в лицо. В лицо человека, который собирается с духом, чтобы сделать нечто очень неприятное, но совершенно необходимое.
Но тут взгляд его метнулся куда-то вдаль, через ее плечо; Кья обернулась и увидела, как дверь в коридор толчком распахивается внутрь. В комнату не вошел, а словно влился огромный, шире дверного проема мужик в сером, с металлическим отливом пиджаке; его правая щека была сикось-накось заклеена полосками бледно-розового пластыря. А руки – тоже огромные и сплошь в шрамах, в левой зажато что-то черное с концом, похожим на магнитный ключ, правая лезет во внутренний карман пиджака.
– Yob tvoyu mat, – пораженно выдохнул русский.