Иду на грозу. Зубр
Шрифт:
В конце дня Дан вызвал Крылова и попросил срочно подобрать материалы об активных воздействиях для своего выступления.
Крылов замялся, он поверил Тулину и понимал Дана, и разрывался между ними.
У Дана сидел Голицын, седой, величественный; Крылов видел его впервые. Голицын вертел между ног палку с костяным набалдашником и заинтересованно разглядывал Крылова.
— Что вас смущает? — нервно допытывался Дан.
Крылов сослался на завтрашние испытания в камере. Кроме того, он не понимал, как это в ущерб собственной работе
Под пронзительным взглядом Дана он начал путаться, однако Голицын выручил его.
— Слыхали? — обратился он к Дану, видимо продолжая старый спор. — Молодые и те норовят не связываться с Денисовым. Каверзнейшая личность. А вы, с вашим сердцем… Что он вам, конкурент? Будьте выше этого, разве в такой ситуации можно вести научный спор, тут не наука…
Дан сцепил тонкие пальцы.
— Бог ты мой, поймите, это ж не случай, это как инфекция: если не противиться, она расползется по всему организму, доберется и до нас, и тогда будет поздно. Денисов вводит в заблуждение, мы обязаны сказать правду. Чего бояться? Все еще живем памятью прежних страхов… — Он вдруг замолчал и затем сказал: — Эх, вы… — с печальным гневом и сопровождая это взглядом, который Крылов впоследствии часто вспоминал, как будто Дан смотрел сквозь них, куда-то далеко, в их будущее.
Предсказания Тулина сбывались со зловещей точностью.
Дан выступил и, не снисходя к уровню слушателей, на том строго научном языке, каким он дискутировал на своих семинарах, произвел беспристрастный анализ и сообщил свой приговор. Кроме двух-трех специалистов, никто толком его не понял. Но что Дану до этого, разве Истина меняется от того, что люди не различают ее?
Слушателей раздражало высокомерие этого аристократа науки, пытающегося опорочить Денисова, убедить своими формулами, что все они невежды и болваны.
Ни до кого не доходила его ирония: «Наконец-то мы услышали доклад, где ясно сформулированы научные основы, опубликованные за последние двадцать лет в разных учебниках», его разоблачения: «Раз пси равно шестнадцати, то любой найдет, что релаксация гаммы на два порядка выше», его выводы: «Следовательно, тяжелые ионы будут вести себя, как диполи!»
В ответ Денисов благодушно улыбался.
— Жаль, дорогой коллега, — сказал он. — Оторвались вы от жизни. Вот рядовые инженеры все оценили, а вы не смогли. А почему? Да потому, что они люди дела, с практическим складом ума. С диполями успеем разобраться, а вот сельскому хозяйству надо помогать немедленно. Какие убытки приносит градобитие! А гроза? Вы про нефтяников подумали? Нужды народные нельзя забывать. Немедленная эффективность — вот что решает.
Председатель вежливо спросил Данкевича, что реально он предлагает народному хозяйству.
— Пока ничего, — вызывающе сказал Данкевич. — Во-первых, необходимо закончить исследование по методике нахождения центров грозы, вероятно, тут могут встретиться…
Его «если», «возможно», «надо проверить» произвели тягостное впечатление.
— Вот видите, — с облегчением подытожил председатель, — конца и края не видно. А академик Денисов предлагает немедленные результаты. Как же мы можем отказаться от такой возможности?
Совещание приняло четкий план обширных работ по исследованиям академика Денисова, одобрило его начинание, рекомендовало сосредоточить в его распоряжении отпущенные средства.
Механика дальнейших событий была Тулину ясна, как падение камня.
С мстительным удовлетворением он показал Крылову статью про своего шефа Чистякова, появившуюся в журнале, куда Денисова назначили главным редактором. Статья брала под сомнение правомерность направления, избранного Чистяковым. Денисов энергично очищал решающие участки от людей, мешающих ему; ученики его и приверженцы получали назначения на кафедры, в НИИ, в ученые советы. Доцент Лагунов был прислан к Данкевичу заместителем директора.
Тулин кружил по комнате, раздражительно высмеивал старенькую, облупленную этажерку, репродукцию Ренуара, он придирался ко всему, что попадало ему на глаза, его злило то, как Крылов сидит, как он встает, то, что нет водки, и то, что есть колбаса, злило молчание Крылова и его вопросы.
Встречаясь со взглядом Тулина, Крылов поспешно отводил глаза, как будто прикасаясь к высокому напряжению.
Тулин остановился перед зеркалом, поправил волосы и, глядя себе в глаза, сказал:
— Летел гусь в голове, а стал в хвосте. Не сегодня-завтра мою тему прикроют.
— Кто прикроет?
Тулин с силой провел по щекам.
— Денисов? — спросил Крылов.
— Найдутся и без него.
— Что же делать?
Тулин обернулся, сунул руки в карманы.
— Что делать? Кто виноват? Любимые вопросы русской интеллигенции. — Он пружинисто прошелся, отшвырнул ногой стул. — Как идет работа у Дана?
Крылов рассказал. Неудача следовала за неудачей. Открылись новые сложности. Начальные предпосылки не оправдались. Кое-что удалось смоделировать, но в общем пока одни развалины. Правда, получены важные данные для понимания природы атмосферного электричества и разрядов в облаках, и если бы не Дан… Он не позволяет отвлекаться в сторону, гонит и гонит вперед.
Тулин сел на кушетку.
— Итак, в ближайшее время вы результатов не получите?
Крылов пожал плечами.
— Где там! Обследователи навалились, Дана треплют, не дают покоя. И, как назло, у меня тоже ни черта не клеится. Меня все сносит на атмосферное электричество, я хотел с тобой посоветоваться, понимаешь, есть возможность и к механизму грозы подойти совсем с иного боку, чем вы, увязать в общую теорию, энергетически…
— Погоди, значит, обследуют? Ну что ж, логично. Еще не то будет. Денисов его не оставит. Не оставит, пока не подомнет.
— Ты преувеличиваешь, — сказал Крылов. — Ведь Дан прав. А если и не прав… Нет, нет. В наше время так не бывает. Может быть, надо пойти куда-то рассказать, я пойду.
— Уже ходили и говорили. Не такие, как ты, ходили. А им — пожалуйте, вот решение совещания. Так сказать, в открытом бою побит ваш Данкевич. А то, что критикуют его, ну что ж, нормально, науке нужна критика. И будь здоров. Приветик. Такая чертовщина, обалдеть можно.
Лицо его зябко съежилось, и Крылову стало не по себе не от слов Тулина, а от того, что Тулин, его Тулин, может перед чем-то отступить.