Иду на свет
Шрифт:
Он её заражает. От него на киллометр распространяется уверенность. Просто стыдно сомневаться.
И почувствовать на своих его губы снова хочется безумно…
— Пойду…
Санта соглашается. Ловит его облегчение, потом — губы. Обнимает изо всех сил. Смеется, потому что он щекочет… И потому что так легко быть счастливой…
Между их смехом и серьезностью — всего пара секунд. По прошествии которых под женскими лопатками — уже покрывало бережно чуть раньше застеленной кровати. Сверху — напряженный Данин взгляд, накрывшее
И манера его действий тоже меняется. Он смотрит очень внимательно в лицо. Не рвется никуда. Засекает, контролирует.
Ведет пальцами по скуле, очерчивает нос, обводит губы, проезжается по шее до подбородка…
Он сверху и в тысячу раз сильнее, чем она, но ей не страшно.
От сейчас абсолютно невинных ласк ей дико горяче внизу. Немного трясет от нетерпения, но и торопить его не хочется. А позволять хочется все.
Его пальцы едут вниз. Скользят по грудной клетке, когда Санта выгибается навстречу. По ареоле под звуки тихих стонов… Он отрывается от её глаз ненадолго, чтобы стиснуть грудь в ладони, смочить вершинку слюной, обвести языком, сжать небольно губами…
Этими действиями заставляет Санту сильнее выгнуться. Громче застонать.
Уже её пальцы сьезжают по мужскому телу вниз, сжимают горячий ствол, большим ласкает головку, ладонью ведет по длине…
Санта подныривает, прося вернуться лицом к ней. Приоткрывает рот и высовывает кончик языка…
Она сгорает от желания. Не хочет быть до бесконечности травмированной в его глазах. Хочет счастья с ним. В сексе тоже.
Едет ладонью ещё ниже, сжимает мошонку, втягивает его язык в себя, когда Данила отвечает на призыв, посасывает…
Знает, что он это очень любит. Знает, что крышу ему рвет. Дрожит от нетерпения, когда его рука с нажимом спускается вниз от груди по животу.
Сама разводит колени бесстыже широко, кажется, что от одного только предчувствия касания готова кончить, но когда оно случается — охает, неосознанно подаваясь навстречу.
— Я долго не смогу… — шепчет, признаваясь в очевидном, делая ещё несколько движений навстречу влажно скользящим по промежности пальцам. Ловит Данину улыбку. Снова его губы, чувсвуя, как пальцы ласкают клитор, нажимают. Это так хорошо, что Санта ещё сильнее раскрывается…
— Всегда спешишь куда-то…
Пропускает его замечание мимо ушей, потому что переживает новый восторг — горячий член очутимо давит на вход, прикусывает мужской подбородок в ожидании толчка…
Данила чуть бодает, прижимается губами к мочке уха, прикусывает её в отместку, отпускает…
Его движение внутрь резкое, но всё равно будто осторожнее, чем обычно. Чем тот секс, который Санта помнит.
Данила входит в неё и задерживается. Чувствуя такую необходимую обоим наполненность, Санта сильно сжимает мужские плечи, губы ищет, ловит ими: — Умница моя…
Но в улыбке расплыться не успевает — уже на следующем движении её взрывает на осколочки
— Мальчик или девочка? — вопрос Данилы заставил Санту распахнуть глаза.
Попасть из темноты под веками в темноту комнаты с зашторенными окнами. Она пригрелась у него под боком, заснула практически, а тут такое…
Поглаживавшая её рука не поменяла темп, не сбилась, а у неё быстрее забилось расслабившееся было сердце.
Санта оглянулась, взгляд поймала…
— Девочка.
Ответила, чтобы впитать его реакцию. Секунда колебания, потом улыбка. Прижавшиеся к ее плечу губы, новые поглаживания, которые сьезжают на животик.
В горле Санты застряет уточнение, что их девочка пока совсем крохотная. Он не представляет даже, насколько.
— И имя уже есть? — Данила продолжает спрашивать, а Санта благодарит бога, что в темно не будет видно, как ярко покраснела.
Пожимает плечами.
— У меня была идея, но надо будет новое придумать…
— Скажешь? — просьба Данилы не звучит требовательно, поэтому Санта пользуется возможностью не говорить — мотает головой.
Пусть все мысли и чувства, которые сопровождали их с малышкой на протяжении этих месяцев, останутся только в её памяти. Она собиралась назвать дочку в честь её отца. Чтобы хотя бы так он точно у неё был. Теперь же в этом нет обходимости. Он будет. И любить будет. Уже любит, возможно.
Имя же они придумают вместе. Она на любое согласится, если Данила предложит.
Из Санты пропало всё упрямство, страх раствориться, желание отстоять…
Он не претендует на поглощение. С ним не надо бороться… Этот урок важен настолько же, насколько болезненный. Да и она не такое уж жалкое создание, как самой казалось. Ни один из них не делает другому одолжение. Ни он к ней, ни она к нему не снисходит. Они на равных, пусть между ними разница в десяток лет. Пусть он — партнер, а она… Беременная студентка.
Это всё — маркеры для незнающих. Для них же — пыль.
— Без тебя мне очень плохо…
Признание дается Санте легко.
Она поворачивается на кровати, обнимает Данилу за шею, прячется лицом там же…
Поглаживания перемещаются на заброшенную на его бедро ногу.
Делая вдох за вдохом, Санта осознает, что то самое признание не завершено. Там ещё должно быть «а с тобой так хорошо»… Но это скажет позже. Ей бы надышаться.
Раз за разом. Вдох за вдохом.
Всё глубже. С задержкой… До боли в легких…
— Ты так пахнешь…
Шепот Санты растворяется в воздухе. Это, наверное, самое важное из всех её признаний. Он вряд ли до конца понимает, какое отчаянье потери она пережила. Никто не понимает. Никто не знает, как горько плакала из-за одного лишь осознания: так уже не будет. Он не даст себя вдохнуть. У неё не будет шанса к нему прижаться.