Идущие впереди века
Шрифт:
– Выкурили, – сквозь смех едва выговорил Володя. – Комаров выкурили.
Палатка с нашитым на вход брезентом – от комаров
Он приподнялся и исчез в палатке, словно нырнул в дым. Через мгновенье он выскочил, держа в руке принесенную им головешку. Размахнувшись, он забросил ее в реку и она, описав по воздуху красно-искрящийся след, упала в воду и зашипела.
Когда дым немного рассеялся, они снова забрались в палатку.
– Смотри-ка, – с удивлением заметил Володя. – Валька-то спит.
Действительно, Валентин, намаявшись за день, спал не слыша комариного гуда, не чувствуя ни жесткого ложа, ни дыма.
11
Утро снова встретило геологов прозрачной синевой. От земли поднималсялегкий пар, по реке стлался туман. Векшин умывался и думал: пришлют за ним сегодня самолет или не пришлют?
Опять досталось…
От палаток слышались голоса. Любовь Андреевна кому-то выговаривала, но кому и за что Векшин разобрать не мог. Всплеснула вода. Это Володя нырнул. Он показался над водой в пяти-шести метрах от берега и поплыл на середину широкими саженками, нарочито пришлепывая по воде ладонями.
– Смотрите, Володя купается!
Надежда Николаевна подошла к Векшину.
– Давай-те и мы.
– Я не буду, – отказался Векшин.
Надежда Николаевна пошла по берегу и скрылась за кустарником.
– Чем там Любовь Андреевна недовольна? – спросил Векшин.
– Встали поздно, – ответила Надежда Николаевна. Она чистила зубы и у нее получилось – «Вштали пождно».
Векшин вернулся к палаткам. На костре уже бурлила в ведре пшенная каша. Михаил рядом обстругивал деревянную палочку-мешалку.
– Связи не было еще? – спросил Векшин.
– Вот позавтракаем… – сказала Любовь Андреевна.
Вернулись с реки Надежда Николаевна и Володя. Капли воды блестели у него в бороде, которую он недавно начал отращивать и которая росла неимоверно быстро. Голова Надежды Николаевны была повязана полотенцем.
– Я все-таки искупалась, – сказала она и ушла причесываться.
Михаил отодвинул в сторону ведро с кашей и известил:
– Можно снедать.
Никитин, как старший после Голубевой, расставил миски. Негласно он был признан в партии старшим по хозяйству. Подошел с лотком Худолеев. Вышла Надежда Николаевна, причесанная, смеющаяся. Один Валентин сидел в стороне и что-то рисовал.
Сама непосредственность
– Иди сюда, – позвала его Надежда. Она по отношению к нему уже приняла начальствующий тон.
Валентин подошел и сел, положив рядом с собой альбом.
– Можно посмотреть? – спросил Векшин. В это утро он как никогда остро видел каждое движение, слышал каждую интонацию.
– Да я так, от нечего делать… – смутился Валентин, но все-таки разрешил и Векшин взял альбом.
Рисунки были исполнены в цвете. На первом был нарисован закат на реке. Солнце уже скрылось за горизонтом, но воздух еще был полон красками. У воды он был оранжево-пурпурный, но чем выше тем блеклей становился красный цвет, к нему примешивался фиолетовый с какими-то золотистыми блестками на редких облачках, а по углам рисунка уже довлели синие тона наступающей ночи. Вода повторила краски неба, но вносила в них свои оттенки. Ее зеленоватые переливы гармонировали с далекими берегами, уже темными и неразличимыми в цветах, но благодаря зеленому оттенку воды они так же казались зелеными. В том месте, где село солнце, вода была светлее и зеленые оттенки заменялись золотистыми, как на небе. Эта светлая глубина создавала глубину, придавала рисунку истинно лирический колорит вечера.
«Робкая» попытка поухаживать…
На втором рисунке была изображена Надежда Николаевна. Она сидела на крыльце конторы, закинув руки за голову и поправляя прическу. Сходство было довольно полное, во всяком случае Векшин сразу узнал ее.
На третьем рисунке изображался катер, на четвертом опять Надежда Николаевна. На одном из рисунков был изображен завтрак в Балашихе. Серые доски навеса бросали тень на землю покрытую зеленой травой. С выбеленной печурки только что сняли ведро и над печуркой вьется дымок. Под навесом на бревнах и на ящиках сидят сотрудники партии. Они все еще только набросаны и лишь Надежда Николаевна прорисована лучше остальных. Она повернулась к Любови Андреевне и, держа не донесенную до рта ложку, что-то улыбаясь говорит.
– А ты мастер, – сказал Векшин с искренним удивлением.
Валька Жаворонков сидел красный от смущения. Похвала смутила его еще больше.
– Это я так, тренируюсь. Хотите, я Вас нарисую.
Векшин с грустью сказал, что, если у него будет время, он ему охотно попозирует и обрадованный Валентин сообщил ему доверительным шепотом:
– Вот выучусь как следует и подам в Академию.
В это время подошел Костя и принес радиограмму.
За Векшиным высылали самолет.
Часть II. Прыжок в неизвестность
12
Самолет прилетел утром и сел прямо на косу. Пилот вылез и, подняв летные очки, пошел осматривать «взлетную полосу». Он долго ходил, отшвыривая ногой какие-то незначительные камушки и весь вид его как бы говорил: – «Сесть-то мы сели, а вот как взлетать будем»?
Наконец он кончил осмотр и пошел к самолету.
Векшин прощался с товарищами. Валентин вырвал из альбома рисунок и подарил ему. Любовь Андреевна говорила, что передать Луговому.
Подошла попрощаться и Надежда Николаевна.
– Жаль, – сказала она. – Я думала еще поездить с Вами.
– Мы еще увидимся, – сказал он.
– Я надеюсь на это, – улыбнулась она и спросила: – Вы на меня не сердитесь?
– За что?
– Так, за глупые разговоры.
– Отчего же, – сказал он. – Конечно не сержусь.
– А все-таки жаль, сказала она. – Вот у меня всегда так, предполагаешь одно, а получается другое.
Почта пришла