Идущие
Шрифт:
Но не смог.
Он опять подумал об отце. Было ощущение, что рухнула стена реальности, словно мир сдвинулся со своей логической, физически объяснимой позиции, которую он знал и понимал.
Никаких сообщений на столе по возвращении он не обнаружил, поэтому решил позвонить Лиэму. За несколько секунд, которые выделил ему старик, прежде чем бросить трубку, Майлс успел выпалить, что Хьюберт П. Ларе умер. Потом послышались короткие гудки, но он не сомневался, что Лиэм услышал и понял его, и надеялся, что новая информация не останется без внимания. Люди из списка были либо уже мертвы,
Конечно, нельзя исключить, что он считает это неизбежным. Лиэм был явно испуган и не хотел умирать, но, возможно, полагал, что судьба его уже решена и грядущее неотвратимо.
Так же, как Боб?
Параллель показалась слишком очевидной для душевного спокойствия, и Майлс постарался отогнать эту мысль. Он хотел заниматься этим делом, но не хотел думать про отца, поэтому сменил фокус с общего к частному, снова погрузившись в поиск адресов и телефонов.
По дороге домой он думал заехать в офис коронера, но не смог заставить себя это сделать. Он три раза объехал вокруг квартала, пообещав себе, что если найдет, где припарковаться, то расценит это как добрый знак и последует ему. Но когда на третьем круге место действительно освободилось, он не воспользовался им, а, наоборот, прибавив газу, поехал домой.
Разогрев замороженные макароны и сырный пирог, он уселся перед телевизором ужинать. Дом казался пустым и холодным. Неизвестно по какой причине вспомнилась Клер. Странно, но в последние дни он довольно часто думал о ней, думал о том, что надо бы сообщить ей о смерти отца.
Но все время себя останавливал. Конечно, можно уговорить себя и сделать вид, что хочет просто поставить ее в известность, но в глубине души таилась иная мысль – ему просто хочется поговорить с ней, услышать ее голос, и Майлс отказывался использовать трагедию смерти отца в личных целях.
Он не станет звонить Клер.
Но идея застряла в мозгу. Он посмотрел новости, потом – бульварное шоу, потом дешевую комедию, и при этом неоднократно – во время передач и во время рекламных пауз – ловил себя на мысли о том, что думает о ее реакции на это известие, о том, как она расстроится и опечалится...
Он посмотрел на часы. Половина девятого. Клер всегда категорически негативно относилась к тому, чтобы отвечать на телефонные звонки после девяти вечера, мотивируя это тем, что человек, звонящий так поздно, скорее всего сообщит плохие новости, а она лучше поспит спокойно и все узнает наутро.
Надо ли звонить? Нужно ли ей это? Он не был уверен. Она всегда любила его отца, но расставание получилось горьким, было наговорено много резких слов, и почти пять лет Майлс никаким образом не общался со своей бывшей женой.
Он даже не был уверен, есть ли у него ее нынешний телефонный номер.
Но чувствовал себя обязанным хотя бы сделать попытку связаться с ней. Смерть важнее всего остального; она перекрывает все проблемы, существующие между ними.
А такая смерть...
Чтобы найти ее телефон, пришлось порыться в старой записной книжке. Если этот неправильный, можно подключить ресурсы его
Он набрал номер. В трубке послышался один гудок. Второй. Третий. Посередине четвертого трубку сняли.
– Алло.
Клер.
Тембр голоса показался ему несколько иным, чем он помнил, – мягче, ниже, менее резким, но узнал он его сразу и на одно какое-то странное мгновение показалось, что время вернулось вспять, что они по-прежнему вместе и он просто звонит узнать, как дела.
– Здравствуй. Это Майлс.
Она промолчала. Подавив желание положить трубку, Майлс быстро заговорил:
– У отца месяц назад произошел сильный инсульт. Его почти парализовало. А... а теперь его не стало. Он умер. Я подумал, надо тебе сообщить.
Рука дрожала почти так же, как голос. Он сильнее сжал трубку, чтобы унять дрожь, но колотун лишь усилился. Почувствовав боль в груди, он понял, что давно уже затаил дыхание, ожидая ее ответа, и громко выдохнул; звук эхом отдался в ухе.
– Ой, Майлс, – произнесла она с такой неподдельной грустью, с таким участием, что от этих двух простых слов его просто пронизала боль утраты. Впервые он осознал, насколько ему ее не хватает, и он прикрыл глаза, пытаясь сдержать прилив эмоций, которые грозили выплеснуться через край.
– Сам-то как?
Он глубоко вдохнул и выдохнул.
– В норме.
– Я очень любила твоего отца. Он был замечательным человеком. Я... мне очень жаль.
– Угу, – выдавил Майлс, пытаясь проглотить комок в горле.
В короткой паузе ему показалось, что слышит всхлипы.
– Скажи... – тут всхлип прозвучал уже вполне отчетливо. У нее перехватило дыхание. – Скажи, Боб очень страдал?
– Пожалуй, нет. Но... впрочем, не знаю.
Он хотел объясниться, хотел рассказать ей все, но они больше не были женаты, она больше не составляла часть его жизни, и это были не ее проблемы.
Возможно, в том, что они больше не были вместе, был и один позитивный момент – ей совершенно не обязательно было знать, что на самом деле случилось с отцом.
– Когда похороны? – спросила Клер.
– Мы... э-э... – Майлс замялся. – Мы еще не определилась.
Неловкая пауза грозила перерасти в молчание.
– Скажи... а если... – Он слышал волнение в ее голосе, слышал, как она вздыхает, словно набирается решимости – все точно так, как запечатлелось в его памяти. – Ничего, если я приеду?
Он чуть-чуть затянул с ответом.
– Если не хочешь, я пойму, – быстро добавила она. – Мне просто подумалось...
– Да, – ответил он. – Это было бы хорошо.
– Ты хочешь, чтобы я приехала?
– Я бы хотел тебя видеть.
Дальше никто не знал, что говорить, и Майлсу уже показалось, что ничего не выйдет, но тут она проявила инициативу.
– Я подъеду примерно через час. Надеюсь, ты живешь там же?
– Там же.
– Хорошо. До встречи.
Они быстро попрощались, словно стараясь не испортить план. Положив трубку, Майлс принялся лихорадочно прибираться в гостиной и на кухне, пытаясь придать дому до приезда Клер хотя бы подобие порядка. Он едва успел переодеться и причесаться, как раздался звонок в дверь.