Иджим (сборник)
Шрифт:
Они стояли в узком полутемном коридоре. Справа и слева в стенах – двери различных отделов, комнат редакторов, корректоров. А дальше по коридору открывается светлый холл с теплолюбивыми растениями в кадках и большим, от потолка до пола, окном. Удобные кресла, урна для окурков, столик с журналами. Там как раз собирался посидеть Алексеев, отдохнуть после разговора с Давыдиным.
– Хорошо, Илья Павлович, спасибо… Все, в общем-то, хорошо, – скрыто-нервным голосом отвечала Маша. – Вот сегодня с утра смонтировали передачу.
– Так, – пожал плечами Илья Павлович, – болтаюсь без дела. Дежурным сегодня.
– А что это у вас? – чтобы продолжить разговор, кивнула Маша на свернутую в трубочку рукопись у него в руке.
– Да Давыдин дал почитать. Сценарий. Хм… Задумал он снимать, понимаешь, фильм художественный. Меня подбивает оператором быть у него.
– Угу-угу, слышала что-то про эту идею, – сказала Маша. – Интересно, что получится.
– Как сказать… вряд ли… Ну ладно, Мария Скворцова. Пойду почитаю! – Алексеев улыбнулся на прощанье, хотел было идти дальше, но Маша тихо и жалобно попросила:
– Мне надо… надо очень поговорить с вами, Илья Павлович. Можно? Пожалуйста…
– О чем? – испугался он. В голове мелькнуло: «Вот, черт, одно за одним. Остался на свою голову в родном телецентре!»
Маша как-то по-воровски глянула налево, направо, кивнула в сторону холла:
– Давайте туда, там сядем спокойно.
Илья Павлович первым пошел по коридору. Настроение испортилось окончательно. На плечи надавило что-то тяжелое, гнуло его, мяло. Стучащие по паркету каблуки Машиных туфель иглами кололи уши… Сначала идиот Давыдин, теперь вот эта проходу не дает…
Опустились в мягкие большие кресла, в которых невозможно сидеть иначе как развалившись, откинувшись на спинку. Маша достала тонкую сигарету, закурила, уставилась на стенд с расписанием эфира на текущий месяц.
– Гм, – кашлянул Илья Павлович. – И о чем же…
Маша как будто только ждала его слов, сразу быстро начала:
– Мне надо сказать вам. Я давно собиралась, но все не могла решиться. Это тяжело, вы понимаете… Я пыталась бороться, я даже себе боялась признаться, да и сейчас… Сейчас тем более. – Она несколько раз подряд затянулась, не успевая выпускать дым, бросила сигарету с искусанным фильтром в урну. – Илья Павлович, пожалуйста, скажите мне, скажите грубость какую-нибудь, что-нибудь плохое скажите. Пожалуйста! Я вас… нет, это нельзя, нет…
И так же резко, как начала, замолчала, по-прежнему пристально, но слепо глядела на стенд.
«Вот так вот», – крякнул про себя Илья Павлович и поднялся.
– Куда вы? – умоляюще всхлипнула Маша.
– Извините, дела.
– Что мне делать, Илья Павлович?
– Н-не знаю. Я ни в чем не виноват. У меня… у меня семья, растет сын. – Ему стало стыдно за эти слова, за саму ситуацию, и уже зло он закончил: – Прошу вас оставить меня в покое. Ясно?
– Спасибо, – снова всхлипнула
Алексеев торопливо дошел до вахты, забрал ключ, укрылся в кандейке. До конца рабочего дня еще пять с лишним часов… Если она явится сюда – действительно, отматерить, чтоб волосы дыбом встали. Что это еще за дела? Дикость какая-то!.. Илья Павлович ходил из угла в угол по тесной кандейке, возмущенно сопел, прислушивался к шагам по коридору… Девчонка, дура… Нашла к кому клеиться… Он посмотрел в зеркало на стене, инстинктивно поправил чуть сбившийся галстук, пригладил волосы. Хм… Да, и не скажешь, что сорок пять почти. Моложавый, опрятный. Мужчина, как говорится, в расцвете лет.
В кандейку ввалился Петренин, за ним осветитель Саша Германов.
– Ох, и не чаяли выбраться из мудятника этого, – снимая с плеча футляр камеры, выдохнул Петренин.
– Закончилось? – отозвался Илья Павлович. – Рановато сегодня.
– И слава богу, слава богу… – Оператор бухнулся на диван, достал сигареты. – А у тебя как? Выездов не было?
– Нет, жду вот.
Саша Германов, длинноволосый сухощавый парень в металлистском балахоне, укладывал штативы в кабинку; спросил Алексеева, который как раз занялся просматриванием сценария:
– Чего читаете?
– Да Давыдин дал вот… Фильм снимать…
Германов оживленно перебил:
– Идея классная! Я уже читал… как его… «Свет и тени». Подписался участвовать.
– А что такое? – заинтересовался Петренин. – Какой еще фильм?
– Леха Давыдин написал сценарий, короче, – стал рассказывать осветитель, – по какому-то классику прошлого века. Отличный, кстати, сценарий. И вот думает фильм теперь попробовать снять.
– Глупости, – буркнул Илья Павлович.
Германов удивился:
– Почему же глупости?
– А кто финансирует? – задал уместный вопрос Петренин.
– Да там и затрат, по существу…
– Это на первый взгляд всегда так, – раздражаясь, сказал Илья Павлович, убрал сценарий в свою сумку. – А потом глядь – откуда они и берутся, затраты…
По коридору тяжелые шаги и зычный, взволнованный женский голос: «Где Алексеев? У себя? Илья-а!..»
– Что там такое! – Илья Павлович вскочил, побледнел моментом. – «Неужели Машка что…» – стукнуло в голове.
Вбежала Марина Олеговна Семак, пожилая, полная, но бойкая журналистка, специализирующаяся на из ряда вон выходящих событиях.
– Илья Палыч, собирайся! Готов? Батарей побольше бери.
Алексеев поморщился:
– Зачем так кричать… – Стал укладывать камеру в футляр.
– Куда едете? – спросил Саша Германов возбужденно, еще не успев остыть от начавшегося спора о фильме.
– На перчаточную. Опять беспорядки. Рабочие трассу перекрыли, директора держат, – скороговоркой отвечала Марина Олеговна, наблюдая за собиравшимся Алексеевым.