Иерусалим правит
Шрифт:
Я сказал, что мне подобные услуги не требуются, но на меня произвела впечатление глубина познаний Малкольма Квелча — он очень хорошо изучил Египет и его нравы, древние и новые. Я теперь окончательно понял, почему капитан Квелч настаивал, чтобы его брат присматривал за нами.
Когда мы шли вдоль большого зеленого с золотом поезда к вагонам первого класса, Квелч во второй раз заговорил об оплате.
— Пока не было никакого соглашения. Я задавался вопросом, к кому обратиться. Кто, в самом деле, наш квартирмейстер?
Я полагал, что капитан Квелч уже уговорился о гонорарах с Симэном. Я был уверен, что профессору можно платить столько, сколько он запросит.
— Как правило, — улыбаясь, он указал тростью на наш экипаж, — я оговариваю предварительную оплату — ежедневно в течение определенного промежутка времени. Если по каким-то причинам вы пожелаете расторгнуть соглашение, то я должен получить плату в полном объеме, за весь срок. Так как вас порекомендовал мой брат, то, полагаю, следует назначить три гинеи в день. На всем готовом, конечно.
Это требование показалось мне разумным. Квелч мог работать техническим и историческим консультантом, когда мы приступим к съемкам. Профессору, очевидно, приятно было услышать, что его упомянут в титрах.
— И мне понадобится нечто вроде письма, подтверждающего всем заинтересованным лицам, что я — член вашей съемочной группы. — Он возбужденно взмахнул рукой. — Понимаете, все должно быть прозрачно.
Я не слышал о незаконной торговле археологической и исторической информацией, но заверил Квелча, что Симэн примет на себя все необходимые обязательства. Даже этот лишенный воображения швед мог заметить, что Квелч представляет для нас огромную ценность, особенно теперь, когда дело дошло до переговоров с египетскими чиновниками, которые, по словам Квелча и других англичан, становились все строптивее. «С тех пор, как мы дали им волю, тут началась настоящая анархия». Профессор имел в виду националистов из так называемой «Вафд», которые после серьезных беспорядков на улицах добились уступок от мягкосердечных протекторов и остановились только тогда, когда британцы вынуждены были подстрелить несколько человек из многотысячной толпы протестующих [360] . Квелч хотел еще что-то добавить, но тут зеленый с золотом локомотив, словно пробуждающийся гигант, издал глубокий, могучий вздох, грузчики, охранники и проводники, внезапно заторопившись, бросились по своим местам, а опаздывающие пассажиры (некоторые из них яростно спорили с гидами и носильщиками) начали забираться в вагоны. Плетеные корзинки с багажом бросали в двери и окна. Матери и няньки плакали или звали пропавших детей; пропавшие дети платили им той же монетой, а мужья и жены выкрикивали последние наставления отъезжавшим супругам. Я обрадовался, что для нас заказан специальный вагон и нам не придется терпеть вонь и неудобства от видавших виды английских матрон, злобных египетских торговцев и солдат, белых и туземцев, которые изо всех сил сражались за лучшие места, пока поезд отправлялся в путь. Все прочие члены нашей группы уже сели в вагон; они приехали на автобусе из отеля. Мы же с Квелчем, по его настоянию, посетили Помпееву колонну, весьма невзрачный обломок полированного гранита, установленный в память о древнем и не очень везучем колонизаторе, после чего профессор впервые завел речь о своем вознаграждении. Я понял, что он воспользовался возможностью перейти к делу максимально вежливо и деликатно, и заверил Квелча, что поговорю с Симэном.
360
Речь о Египетской революции 1919 года, поводом к которой стало изгнание из страны британцами лидеров партии «Вафд». В результате в 1922 году Лондон отменил протекторат над Египтом.
Из всех нас только миссис Корнелиус искренне обрадовалась, когда мы снова двинулись в путь. Симэн сидел в одиночестве в дальнем конце роскошного вагона, а между ним и нами расположились похмельные члены съемочной группы, вздрагивавшие при звяканье люстр. Он смотрел в окно, как будто уже планируя первые кадры. Я спросил миссис Корнелиус, что произошло, но она заявила, что Симэн просто капризничает.
— С ним тшасто такое слутшается, когда он натшинает картину. На съемках «Любовницы ее муша» он и двух слов мне не сказал, даже тогда, когда мне надо было стоять перед тшортовой камерой. Или когда я оказывалась на тшетвереньках, а мистер Вилли [361] пристраивался сзади. Это, впротшем, даже успокаивает.
361
Вилли — жаргонное название полового члена.
Несмотря на ее слова, я прошел вперед и сел напротив Симэна, который обратил на меня взгляд, исполненный невероятной ненависти.
— Боже мой, — проговорил я, — что же я такого сделал? Застрелил вашу любимую собаку?
Он извинился и сказал, что уже представлял меня в роли верховного жреца, который обольщает миссис Корнелиус, отвлекая ее от исполнения долга, и становится причиной множества событий, что тысячи лет спустя приводят к трагической смерти двух современных влюбленных. Я написал эту роль сам. Я напомнил ему, что считал верховного жреца не только злодеем, но и жертвой. В основе моего сценария лежала мысль, что у Судьбы нет героев или героинь, у нее нет фаворитов. Однако у нас было вполне достаточно времени, чтобы обсудить интерпретацию роли. Я прервал Симэна и перешел к самому важному делу, к вопросу об оплате услуг Квелча. Симэн нахмурился.
— Вы уверены, что он нам нужен? Он, кажется, мошенник. Не лучше, чем его брат.
Я отказался даже отвечать на эти нелепые обвинения, заметив только, что у меня есть все основания полагать: Квелч для нас просто идеален. Нам вряд ли удастся найти другого человека, столь же опытного и полезного, меньше чем за тридцать гиней в неделю. Симэн пожал плечами, неопределенно пообещав составить необходимое письмо. Тем временем Квелч мог получить оплату за первые два дня, как только Симэн свяжется в Каире с «Куком» [362] ; об этом заранее договорился Голдфиш. Я возвратился к нашей группе. Миссис Корнелиус присоединилась к профессору Квелчу, а Эсме, облаченная в наши недавние приобретения, сидела, задумчиво потягивая лимонад, поднесенный стюардом в феске. Он сообщил, что его зовут Иосиф и он в нашем полном распоряжении. Это был копт с гладкой светло-коричневой кожей и миндалевидными глазами, как мне показалось, не больше пятнадцати лет от роду. Он отличался веселым нравом и достойными манерами египетских христиан, что контрастировало со сбродом, с которым мы сталкивались в Александрии повсюду. Такой маникюр, к примеру, как у него на руках, могли бы сделать в одном из дорогих салонов на Рю Шариф Паша. От него пахло душистым мылом и розовой водой. Стюард сказал, что обед подадут в половину первого, и продемонстрировал нам раскладные столы, которые можно было поднять между сиденьями. Если честно, я начал размышлять об иронии своего положения. Совсем недавно я прятался под такими вагонами или ехал в товарных составах, думая только о том, чтобы меня не обнаружили железнодорожные копы! На протяжении всей жизни я испытывал взлеты и падения. Не знаю, стоит ли сожалеть об этих крайностях. Ведь они, во всяком случае, научили меня смирению и помогли лучше понимать проигравших.
362
Речь о компании Томаса Кука (1808–1892) — британского предпринимателя, открывшего первое в истории туристическое агентство.
Эсме немного бесцеремонно поинтересовалась у профессора Квелча, сколько времени он прожил в Египте.
— С начала войны, милая мадемуазель. Именно война и привела меня сюда. Я был связан с британской разведкой. Я занимался в основном турецким подпольем в Каире. — Он понизил голос до хриплого шепота, придавая своим словам тайный смысл, который, впрочем, нас не слишком занимал.
— Разве вам здесь не нравится? — Эсме мечтательно смотрела на светлые, укрытые листвой улицы проносившегося мимо пригорода.
Профессор Квелч снисходительно улыбнулся.
— Египет может показаться страной, которую всякий готов полюбить, мадемуазель, но, когда человек сталкивается с реальностью, это обожание быстро уступает место чему-то другому, может, даже отвращению. Да, в Египте очень много такого, что вызывает отвращение — что там, настоящее омерзение! Вы приехали сюда зимой, когда погода просто идеальна. Весна, лето и осень — это одно бесконечное испытание! Они отвратительны. На протяжении всего года отвратительны насекомые, а в жаркую погоду они смертельно опасны. Еще более отвратительны пыльные бури, которые, вдобавок к прочему, бушуют в Каире весной. Пройдет год, и вам покажется невыносимым то, что сейчас вы считаете привлекательным.
— Вы — циник, мсье! — рассмеялась моя малышка.
— Отнюдь нет, мадемуазель. Если человек не боится капризов погоды и дикой природы — что же, есть еще и каирцы. Я говорю не о выходцах из глубинки и не о египтянах высших классов — и среди первых, и среди вторых многие остаются вполне приличными людьми, наделенными разнообразными достоинствами; но разве иностранцы с ними часто общаются? Нет, я говорю о каирских жителях низшего сословия. О них, мадемуазель, лучше бы и не говорить вовсе. Это шумные, грубые, надоедливые мерзавцы. Космополитизм здешней жизни вместе с естественной терпимостью и справедливостью режима, которым они так долго наслаждались, их не изменили. Можно с уверенностью сказать, что обычные европейцы (за исключением англичан, тем для дела нужно любить туземцев) ненавидят этих людей. И местные в большинстве случаев отвечают им тем же. Я уверяю вас, каирцы наиболее навязчивы в европейских кварталах города. На востоке и на юге Каира (в их обиталищах) эти создания, надо отдать им должное, ведут себя тише, вежливее и вообще могут оказаться полезны. Но окружение иностранцев, кажется, просто выбивает их из колеи. Египет — это неподходящая страна для белых людей; условия для белых здесь ненормальные и искусственные.
— Но эти виды! — воскликнула миссис Корнелиус, пытаясь смягчить приговор. — Вы должны оценить здешние достоприметшательности, проф!
Квелч согласился.
— Возможно. По моему мнению, пейзаж и детали, если можно так сказать, облика страны также искусственны. Дельта — большой огород, который пересекают каналы. Верхний Египет — огород по обе стороны Нила. Остальное — скалы и пески пустыни. А внутреннюю часть страны я лично считаю непривлекательной. После того как вы увидите деревню, деревенскую мечеть, пальмовую рощу, холмы среди пустыни, процессию на верблюдах и несколько подобных вещей — считайте, вы увидели все, что следовало; дальше будут только повторения. Вывод; кажется, Египет, за исключением его истории и искусства, решительно неинтересная и даже отвратительная страна.