Иерусалимский покер
Шрифт:
Великолепно, Джо.
Но стоило ли тратить на него лишние три часа? спросил Каир, позевывая.
Мне, черт возьми, кажется, да. По-моему, любая чертова церковь в этом воровском логове под названием Алеппо, одновременно сирийская и греческая, нуждается во всевозможной поддержке, и особенно в реформации церковных иерархов, – мы положили хорошее начало. По-моему, там творятся какие-то темные делишки, а об их истинном размахе мы даже не подозреваем. Сирийские штучки с греческими штучками вдобавокда
Каир улыбнулся. Мунк рассмеялся. Они сгорбились в креслах – слишком устали, чтобы куда-то идти. И вдруг откуда-то издалека донесся зловещий лай и наполнил собой комнату.
Что это? спросил Мунк.
Просто ветер на улице, быстро сказал Джо, выпрямился в кресле и присвистнул. Слышите? Просто ветер на улице, такой интересный акустический эффект – это все из-за узких извилистых улочек.
Он не снаружи, сказал Мунк. Клянусь, он звучал откуда-то отсюда.
Из угла, добавил Каир.
Вот и я о том же, сказал Мунк. Из угла, где сейф.
Сейф? спросил Каир.
Голову даю на отсечение.
Из сейфа, Мунк?
Мне так показалось.
Ну-ну, сказал Джо. Я думаю, мы все очень устали, это просто у нас в головах шумит. Скоро с нами каменный скарабей заговорит. А что, не бывает такого? Давайте навострим уши – что там?
Джо сложил ладонь лодочкой, прикрыл рот, и из угла, откуда огромный скарабей смотрел на них с хитрой улыбкой на морде, зазвучал голос, больше похожий на скрежет.
«Ага, проклятые смертные. Вы и вправду думали, что можете узнать тайну скарабея? Никогда, говорю вам. Она заперта здесь, в моем черном сердце, навечно, тайна – камень в улыбающемся скарабее вечности».
Со скрежетом рассмеявшись напоследок, голос умолк. Мунк и Каир застонали. Джо задумчиво кивнул.
Ну и какой мы из этого делаем вывод? Довольно-таки очевидно, что нам всем нужен отдых после утомительной ночи у карточного стола. Ах, я вас задерживаю? Давайте-ка я все тут уберу, а вы оба пойдете по домам, вы заслужили отдых. Нет-нет, никаких возражений, я свои обязанности знаю. Пошли-ка, Мунк, мой дорогой. Давай-ка, Каир, детка. Господи боже, какие ж вы тяжелые, когда двигаться не хотите.
Джо поднял обоих на ноги и вытолкнул в переулок. Он стоял в дверях, улыбался и смотрел, как они уходят, махнув им рукой на прощание, но как только они завернули за угол, он проскользнул внутрь и плотно закрыл за собой дверь. Он рухнул на стул и взгромоздил ноги на стол, бормоча про себя.
Господи, еще чуть-чуть – и… Еще минутка – и наш старик показался бы на поверхности, и пришлось бы все это расхлебывать – тайна пещер раскрыта, и ничего уже не вернешь.
Он встрепенулся. Ручка на высоком сейфе начала поворачиваться. Скрипнули пружины. Дверь открылась, и из сейфа вышел Хадж Гарун, держа в руках стопку аккуратно свернутого белья, а под мышкой – рог.
Здравствуй, пресвитер Иоанн. Я-то думал, ты уже в постели.
Я тоже думал, но меня занесло прошлой ночью, возился с десницей Божией и все такое.
Что-то случилось? Ты чем-то расстроен?
Только из-за себя самого. У нас тут едва не произошла катастрофа.
Что случилось?
Ранним утром пошли слухи, что крестоносцы возвращаются.
Что? Снова? А мы-то здесь сидим! Быстро, мы должны подать сигнал и занять посты.
Охолони, это просто слухи, оказалось, что никто на нас не нападает. Хорошо, правда?
Хадж Гарун вздохнул, шлем у него опять съехал. На глаза старику пролился дождь ржавчины.
Конечно. Какое облегчение.
Вот и я о том же.
Расскажи-ка мне.
О чем?
О слухах.
Ах да. Что ж, все предзнаменования были правильными. Крестоносцы экипировались как следует, с ног до головы в доспехах, с чудовищными лошадьми и неуклюжими осадными машинами, мечи звенят, палицы болтаются, шипастые булавы и тяжелые копья, все звенит, грохочет и лязгает, словом, при полных регалиях.
На глазах у Хадж Гаруна выступили слезы.
Не нужно, прошептал он. Я знаю, как они выглядят.
Ой, прости, конечно знаешь. Ну так вот, эти благородные христианские рыцари дошли аж до Константинополя и решили там отдохнуть, а заодно разграбить этот добрый христианский город, как положено добрым христианским рыцарям, и всласть повеселиться, поубивать, пожечь, пограбить, а потом делили добычу, как пристало добрым христианам, – упоительно, такая интересная игра, но вот зверства им прискучили, они сказали: «Хватит!» – и решили: да и бог бы с ним, с Иерусалимом.
Это был Четвертый крестовый поход, сказал Хадж Гарун, вытирая слезы и улыбаясь. Ему явно полегчало.
Конечно. Он самый.
А все походы с пятого по девятый не принесут большого вреда.
Рад слышать. Значит, у нас с тобой есть время расслабиться и отдохнуть. Я вижу, у тебя с собой твой надежа-рог. Ну и мощный сигнал ты подал несколько минут назад.
Я был в конце туннеля, как раз подходил к лестнице.
Ясно. Так ты просто возвещал о себе или в этом сигнале была необходимость?
Мне показалось, кто-то промелькнул за скалой.
Ага.
Но это была игра воображения.
И все?
Да, это была тень от моего факела.
Уж это они запросто, я – то знаю. И как там внизу? Что-нибудь необычное было?
Нет, я просто стирал белье на персидском уровне.
Почему именно на персидском?
Там горная вода, кристально чистая и свежая.
Ясно.
И потом я ждал, пока белье высохнет. Я обычно вывешиваю белье просушиться на ночь.
Да ты что. А почему?