Иешуа, сын человеческий
Шрифт:
С великим трудом устояла Магдалина на ногах, но все же справилась со своей слабостью: не до обмороков ей теперь, она должна действовать, если поклялась спасти от смерти любимого. Дрожи в голосе, однако, не сдержала, когда спросила:
— Что же делать? Он не может умереть! Он не должен умереть!
— Увы, мы бессильны, — грустно ответил Никодим. — Злобен и упрям Пилат.
— Казнь на Голгофе, — как бы начал рассуждать сам с собой Иосиф. — На Лысой Горе. Совсем близко от нее моя родовая усыпальница. Я попрошу у прокуратора взять тело Мессии. Я, умывая руки, специально не возгласил вину за кровь Иисуса
— Деньги не нужны. Мне Иуда, казначей апостолов, дал много…
— Есть ли связь с легионерами? — уточнил Никодим.
— Да.
— Из начальников?
— Да. Пентакостарх.
— Хорошо. Поспеши встретиться с ним и подкупи его щедро. Чтобы он мог поделиться со своим начальником. Пусть возьмет казнь на себя и поставит тех солдат, с кем тебе можно будет тоже договориться.
Она согласно кивнула, но внутри у нее все похолодело. Высокочинному римлянину нужны не только деньги, но кроме денег еще и она сама. Прежде она умело увиливала от домогательства, лукаво питая его лишь надеждами, на сей раз такая уловка может не пройти. Однако не значит же это, что нужно отказаться от обета данного самой себе.
«Он будет жить! Я не дам ему умереть!»
Но Марии Магдалине пришлось очень сильно понервничать, прежде чем она встретилась с пентакостархом. Уже Иосиф побывал у Понтия Пилата и в результате долгого и унизительного разговора с ним получил согласие взять тело Иисуса после казни, о чем Иосиф известил Марию моментально, а ей все еще не везло.
Она подозревала, что римлянин избегает встречи с ней оттого, что либо не может ничем помочь, либо не хочет, но она упрямо ждала и ждала чуть поодаль от крепости Антипы, моля Господа понять ее горе и помочь ей.
Вознаградилось ее терпение. После полудня пентакостарх появился в условленном месте и даже извинился перед Магдалиной.
— Я не мог, Мария, поспешить на твой зов: меня призвал полемарх. Моей пентакосте поручена охрана намеченной казни Назаретянина и двух его сторонников, провозглашавших его царем Израиля.
— Назаретянин Иисус — Мессия. Он проповедовал о Царстве Божьем на земле для всех! И для римлян тоже. Он не домогался трона. По его понятию любая власть — зло. Он хотел одного, чтобы слышали его имеющее уши и видели его имеющие глаза. О нем я пришла молить тебя. Он должен жить. Он будет жить, если ты поможешь мне. Денег я заплачу столько, сколько скажешь.
Пентакостарх задумался. Дать слово, не представляя всей сути той помощи, о которой его просит эта статная красавица, он не желал. Что если она попросит устроить проповеднику побег? Нет, на такое он не пойдет никогда. Из-за какого-то бунтаря и ради мимолетных ласк терять все?!
Мария Магдалина ждала ответа с трепетом. И вот он прозвучал:
— Устроить побег я не смогу.
— Я и не прошу об этом. Пусть он будет распят.
— Это меняет дело. Иди в мой дом. Я приду туда через два часа. Там и обсудим твою просьбу.
Не смутилась Мария предложением римского военачальника, она внутренне готова была его услышать, да ее и не беспокоило сейчас ничто, кроме жизни любимого, и ради этого она была готова пожертвовать не только своим телом, но и жизнью.
Она, покорно склонив голову, все же попросила отсрочки.
— Дозволь мне повидаться с друзьями моими и оповестить их о предстоящем, — увидев же, как насторожился римлянин, успокоила его. — Ни имени твоего никто не услышит даже под пыткой, ни имен исполнителей твоей воли. Но мне нужны деньги для тебя и для тех, кто станет сторожить крест, а затем тело, которое прокуратор разрешил взять синедрионцу Иосифу и упокоить в родовой своей усыпальнице. На закате солнца я буду у тебя в твоем доме.
— Не задерживайся слишком долго, — предупредил на всякий случай пентакостарх.
Он явно взбодрился, услышав от Марии Магдалины о разрешении прокуратора не хоронить бунтаря на кладбище преступников.
«Выходит, и в самом деле Иисус из Назарета — не простой бунтарь. Все намного сложней».
— На закате солнца буду у тебя, — еще раз подтвердила Мария Магдалина и поспешала к Овечьим воротам.
Ее путь в Вифанию. Чтобы рассказать сестрам Лазаря Марии и Марфе, а также Сусанне, Соломее и Иоанне о предстоящем деле, ибо на их плечи ляжет главная тяжесть в задуманном Магдалиной. А уж после того, как она с ними обо всем условится, вернется в Иерусалим, к Иосифу, рассказать и ему об удачном начале и предупредить, чтобы он и Никодим ждали поклонниц Иисуса сразу же, как отворятся ворота города.
Принесение в жертву
Иисуса под усиленным конвоем, да еще дождавшись, когда уже совсем стемнело, перевели в крепость Антония и втолкнули в то же самое глухое подземелье, откуда выводили на суд синедриона. Но дверь за ним не сразу затворили. Стражники стояли в проеме, явно чего-то ожидая.
«Странно. Что им еще нужно? Для истязания еще не время. Не ночью же намерены распнуть?»
Послышались шаги. Начальственные, уверенно-неторопливые. Ближе и ближе. Вот легионеры-солдаты расступились, чтобы впустить высокопоставленный чин в камеру, но тот не перешагнул порога. С чувством величайшего достоинства произнес как дар Божий:
— Разбойник Варавва, выходи! Ты помилован прокуратором в честь Пасхи. Ты свободен!
— Нельзя было до утра подождать? — незлобливо проворчал Варавва, а затем к Иисусу: — Выходит, сотворил ты чудо. С именем твоим на устах я стану колоть сердца врагов Израиля! Клянусь Господом нашим!
— Не клянись всуе Отцом Небесным. И не злобись душой и сердцем. Не сказано ли в Шаббате: возлюби врагов своих? Прости врагу своему и прощен будешь…
— Я уже прощен!
— Я говорю не о прощении для тела твоего, но для души.
— Я хочу быть свободным не только духом, но и телом!
— Благословляю тебя именем Отца нашего Небесного.
И не понятно Варавве, он ли переупрямил пророка, пророк ли благословил исполнять его заветы.
— А-а-а! — махнул он рукой. — Господь разберется и воздаст каждому по вине его. Тебе же, Назаретянин, желаю сотворить еще одно чудо — освободить себя, вот этих безвинных и примкнуть к нам. Под флагом твоим мы бы действовали решительней и победили бы непременно!