Иезуитский крест Великого Петра
Шрифт:
Двор собирался в Москву. В первопрестольной делались приготовления к коронации. Перед святками первыми подались в Москву обе царевны, Екатерина и Прасковья Ивановны, — тетки Петра II. Убирали в первопрестольной и дом для вдовствующей герцогини курляндской, ехавшей из Митавы. Тронулись в древнюю российскую столицу Головкины. Старые вельможи потянулись за ними в родной город. Ждали отъезда государя. Теперь, вопрошая, надолго ли император покидает Петербург, иностранцы слышали в ответ: быть может, навсегда.
Русские вельможи старой закалки искренне
В Москве же место нагретое. Рядом свои деревни, родовые имения. Всегда легко доставить все нужное для барского дома.
Люди, выдвинутые Петром I, напротив, боялись переезда. Им казалось, удаление от моря, флота сводило на нет задумки великого императора.
Боялись поездки в Москву и иностранцы, жившие в России.
Шел вопрос о том, какой быть Руси. От того, где быть столице, зависело торжество либо новых, либо старых начал.
Кого-то пленяла Москва с ее колокольным звоном, бесчисленными церквами, уютными усадьбами, хлебосольством и радушием, а кому-то не по нутру был старый уклад жизни.
В первых числах января 1728 года, едва выпал первый снег (в ту зиму он выпал поздно), двор покидал Петербург. Дни стояли солнечные, морозные. Искрился снег на взгорьях, слепил глаза. Кричали, вспуганные колокольным звоном, вороны.
С отъездом последних карет и саней, город, казалось, вымер. Все выехали за императором, поручившим Петербург ведению, попечению и командованию деятельного Миниха.
Царский поезд растянулся на несколько верст.
Знатные путешественники, зная, что вдоль столбовой дороги негде будет запастись провиантом, везли его с собой. На ямах, где меняли лошадей, теснились в курных избах. Здесь же, ежели наступала пора обеда, повара размораживали еду.
В Новгороде государя и свиту встречали с такими торжествами, каких не видывали давно в этом старом русском городе. Позаботился о том догадливый и расчетливый архиепископ Феофан Прокопович.
За версту от города, перед отстроенными для царского въезда триумфальными воротами, четыреста мальчиков в белых одеждах, с красными нашивками на груди, встречали гостя.
Едва государь вышел из кареты, из толпы выступили двое мальчиков и произнесли приветствие, один — по-латыни, другой, то же самое, по-русски.
— Сей древний град, — звенел в морозном воздухе мальчишеский голос, — бывший некогда столицей вашего величества светлейших предков, посылает нас, детей своих, к стопам вашим выразить внутренние чувствования сердец наших, исполненных верностью, любовью и покорностью к вам, могущественный император, и пожелать вашему величеству всевозможнейшего благополучия, а граду сему вашей любви и могущественного покровительства. Царь царствующих да дарует вам долгоденственное царствование, о сем Бога молит духовный чин со всеми жителями, возсылающими свои сердечные моления.
Над толпою, на ветру, развевались и хлопали знамена.
Сотни глаз следили за государем.
Вдоль дороги, сколь видел глаз, до самого города, тянулся почетный строй дворян. В самом городе государя ожидали полки, красиво расставленные на улицах.
Пушечная пальба и колокольный звон известили о въезде Петра II в древний град.
Государь отправился в Софийский собор, где отстоял торжественное богослужение. Литургию совершал архиепископ Феофан. Государь поклонился местным иконам и мощам.
В архиерейских палатах был устроен обед.
Нигде Петр II не расставался с мечом, висевшим у пояса, — подарком дяди — императора Карла VI.
Осмотрев новгородские достопримечательности, сказал:
— Русский престол берегут церковь и русский народ. Под их охраною надеемся жить и царствовать спокойно и счастливо. Два сильных покровителя у меня: Бог в небесах и меч при бедре моем!
Приняв напутственное благословение новгородского архиерея, государь покинул город.
Народ спешил из деревень и сел к столбовой дороге — увидеть и поклониться царю. Желали увидеть государя, о котором шла добрая молва по русским землям. Знали, им разрешено свободное разыскивание сибирских руд, свободное право промышлять слюдяным делом.
Император со вниманием глядел на радостные и счастливые лица из окна кареты.
Прибыв в Тверь, Петр II почувствовал себя нездоровым. У него обнаружилась корь. Две недели пребывал он в городе и по выздоровлении, не останавливаясь, продолжил путь до села Всесвятского, принадлежащего грузинской царице Екатерине Георгиевне, вдове царя Каиохостра Леоновича.
Здесь Петр II остановился, чтобы приготовиться к торжественному въезду в Москву.
Бабушка Евдокия Федоровна, инокиня Елена, печалилась в долгой разлуке, рвалась к внукам.
«Пожалуй, свет мой, — писала она великой княжне Наталье, — проси у брата своего, чтоб мне вас видеть и порадоваться вами: как вы родились, не дали мне про вас слышать, не токмо что видеть».
Петр II получил от бабушки письмо следующего содержания: «Долго ли, мой батюшка, мне вас не видать? Или вас и вовсе мне не видать? А я с печали истинно сокрушаюсь. Прошу вас, дайте, хотя б я на них поглядела да умерла».
Понять старую можно было. Тридцать лет почти провела в стенах монастыря, пока внук, восшедший на престол, не вызволил из заточения. В нем чаяла увидеть черты любимого сына своего. В селе Всесвятском произошла первая встреча царицы-бабки с внуками. Воспоминания о сыне, прошлом были столь сильны, а пережитые страдания так памятны, что Евдокия Федоровна, заливаясь слезами, целый час не могла вымолвить слова.
Остерман, дабы не было между бабкою и внуками сказано тайного, посоветовал великой княжне Наталье Алексеевне взять с собой тетку — Елизавету Петровну.
Торжественный публичный въезд государя в Москву отправлен был 4 февраля 1728 года, перед полуднем.
Первою пред москвитянами, собравшимися у заставы, прошла рота гренадеров, за ними показались порожние кареты генеральских персон, сопровождаемые служителями, одетыми в богатые ливреи, проехали верхом пажи государя, за ними шли пешком лакеи, явились богатые государевы кареты (при каждой — конюшенные служители), показались шталмейстер в турецком дорогом уборе и генерал-майоры с прочими знатными из шляхтетства, трубачи и литаврщики.