Игнач Крест
Шрифт:
— А вот скажи, воин, — испытующе взглянула на него Александра, — знаешь ли ты, что значат наши священные изображения?
— Я ведь боярин, а не поп, — уклончиво начал всадник, — однако кое-что слышал.
— Скажи тогда, что значат крест, якорь и сердце?
— Вера, надежда и любовь, — чуть помедлив, ответил раненый.
— Сердце с крыльями?
— Дух любви.
— Голубица, держащая в клюве ветвь?
— Дух милосердия.
— Катящиеся огненные колеса?
— Дух жизни. Да помилосердствуй, боярышня! — взмолился раненый. — Ты вот мне лучше сама скажи: откуда ты эту премудрость знаешь? Почему грамоте обучена?
— Что тут дивного, — усмехнулась Александра. —
Афанасий неприязненно взглянул на незнакомца, почувствовав немалый его интерес к боярышне, и опять опустил глаза.
— Так-так… — протянул воин. — Вот скажи ты мне, чернец, ведь у вас, монахов, положено жить в бедности да в смирении? А у тебя нож булатной стали, кожух на волчьем меху.
Афанасий, молчавший все утро, совсем прикрыл веки и негромко, нараспев ответил:
— Аз есмь смиренный мних, обаче молюсь: ни богатства ми, ни убожества, Господи, не дай ми. Аще буду богат — гордость восприму, аще ли буду убог — промышляю на татьбу [12] и разбой. А что оружие доброе — так мы все здесь воины. На краю русской земли живем.
— Ты и Даниила Заточника читывал! — усмехнулся всадник. — Новгородцы не лыком шиты.
В это время Трефилыч заметил, что одно из удилищ запрыгало в проруби. Александра, Евлампий и Афанасий кинулись к нему. Мужчины с трудом вытащили удилище из колодчика и стали тянуть его вверх, а Трефилыч заплясал у края отверстия с железной сулицей [13] .
12
Татьба — воровство.
13
Сулица — холодное оружие; род копья или рогатины.
Вот из колодчика показалась широкая, сильно приплюснутая голова с одним толстым усиком на подбородке и двумя тонкими у ноздрей. Челюсти огромной рыбины открылись, и стали видны мелкие, но острые зубы. Светло-коричневая с темными крапинками голова и верхняя часть туловища, приподнятые надо льдом, судорожно вздрагивали. Трефилыч прицелился и с неожиданной для его щуплой фигуры силой проткнул рыбу сулицей насквозь под самой головой. Небольшие желтые глаза налима стали тускнеть. Евлампий и Афанасий перевели дух, а потом уже все вместе не без труда вытащили рыбу на лед. Налим еще трепыхался. Закругленный хвостовой плавник его мелко дрожал. Он несколько раз открыл пасть, хлопнул, словно хлопушкой, узкими жабрами и затих.
Александра отвернулась.
— Цуть-цуть не два пуда будет, боярышня, — обратился к ней Евлампий, цокая, как все новгородцы. Но тут он заметил знак Афанасия и прикусил язык.
— Река, — начал Афанасий, словно ни к кому не обращаясь, — текущая в берегах сих сквозь дубравы, напояюще целовеци и звери, и рыбы жизнь дающе. И кажд свою долю имаше, и сей налим мнозе мелкие рыбицы едох. Не мы сие промыслили, но промысел божий…
— Погоди, — прервал чернеца Евлампий, — оглянись! Всадника-то нет!
Александра и Афанасий посмотрели вокруг — боярин и его конь действительно исчезли.
— Э-хе-хе! — закричал Евлампий своим зычным басом двум рыбакам, которые ушли уже довольно далеко, продолжая пробивать колодчики. — Всадника в красном корзне не видали?! Мимо не проезжал?!
— Не видали! — прокричал в ответ Илья, а Миша только рукой махнул.
— Что-то тут нечисто, — недовольно пробурчал Евлампий. — Вот смотри, боярышня, тут подковы твоего коня, на котором Митрофан уехал, отпечатались, а других следов нет. В какую сторону боярин направился, неизвестно.
— Не превратился же его конь в птицу, не улетел же он, — с досадой обронила Александра. — Чудеса какие-то!
— Не в одном этом чудеса, — взволнованно сказал Афанасий. — Кто он такой вообще, сей всадник? Черноволос, лицом темен, бородка растет плохо. Русский ли он? Когда я сороцицу разрезал и плечо ему перевязывал, что-то на нем креста не заметил. Правда, не до того было… Да и конь у него не наших статей.
— Может, конь у него некованый, — хмуро сказал Евлампий. — Поганые лошадей не подковывают, может, потому и следов нет на льду.
— А сабля? Русский бы воин носил меч, — поддержал его Афанасий.
— Теперь и наши сабли имеют, — не согласилась Александра. — Однако твоя правда: сразу не поймешь, кто он. Вот описал нам все бедствия, которые на Русь обрушились, а сам и не сказал, из какого войска. И имени своего не назвал. Но кто бы он ни был, — твердо добавила она, — это наш друг, потому и предупредил о планах Батыя идти на Новгород. А потом, он хорошо знал наши символы.
— Слишком хорошо для воина, — не сдавался Афанасий.
Но тут их спор был прерван — из леса показалась группа верховых охотников-лучников на разномастных лошадях. К седлам у них были приторочены лыжи, туши кабанов, сзади свисали белки, горностаи. Один из всадников направился прямо к Александре и глухо сказал:
— Боярышня! Во время охоты пересекли мы Серегерский [14] путь, и нам повстречались два беженца из Торжка. Один сразу помер, а другой — вот.
Староста Бирюк в одной свите придерживал могучей рукой человека, завернутого в его кожух. Спешившись, он бережно снял раненого с коня и вместе с тулупом положил на сани. Смертельно бледное лицо молодого парня исказилось от боли и покрылось испариной. Густые светлые волосы, стянутые на лбу кожаным ремешком, слиплись от крови. Кровь запеклась и на белой льняной рубахе, и на кожаном фартуке. Парень прерывисто и часто дышал. Афанасий наклонился и приоткрыл ему рот, а Евлампий влил немного воды из глиняной баклажки. Парень приоткрыл серые ввалившиеся глаза и голосом слабым, но ясным сказал:
14
Серегер — древнее название озера Селигер.
— Несметная сила обложила Торжок. Стены его горят. Поганые бьют в них без устали пороками [15] , закидали город огненными стрелами да каменьями. Мы с братом бросили свою кузню на посаде, запрягли коней — и в Новгород… за помощью… иначе Торжок… падет… скоро…
Тут кровь хлынула из его горла, парень дернулся и затих.
— Господи наш, помяни в вере и надежде живота [16] вечного преставившегося раба твоего, — запричитал Афанасий, часто и мелко крестясь.
15
Порок — стенобитное орудие, таран.
16
Живот — жизнь.