Игольное ушко
Шрифт:
Неудивительно, что в Генеральном штабе в Берлине ожидали высадки восточнее Сены.
Фабер догадывался, что в этом камуфляже появятся и другие звенья. Англичане будут поддерживать связь с силами вторжения, специально используя шифры, которые немцы легко раскроют. Будут донесения агентов, которые через испанские дипломатические каналы уйдут прямо в Гамбург, и т.д… таких штучек можно придумать много.
Англичане имели четыре года, чтобы накопить силы и средства для вторжения. Большинство немецких солдат сражались против Советов на Восточном фронте. Если союзники высадятся во Франции, их уже не остановить.
Если немцы неправильно рассчитают и будут ждать их в другом месте, единственный шанс будет упущен.
Внезапно Фаберу стала понятна вся стратегия союзников – простая и в то же время разрушительная.
Необходимо срочно сообщить в Гамбург. Он, правда, не знал, поверят ли ему. Трудно предположить, что командование станет менять свои планы из-за донесений одного агента. Конечно, его статус высок, но достаточно ли этого? Идиот фон Браун, естественно, никогда не поверит. Он годами ненавидел Фабера и сейчас не упустит возможности дискредитировать его. Канарис, фон Ренне… на них он не может полагаться.
Существует также другая проблема: радио. Ему не следует доверять такую информацию эфиру. В последнее время появилось ощущение, что шифр, которым он пользуется, раскрыт. И если англичане выяснят, что их замыслы больше не секрет для Гитлера, они…
Оставалось одно: необходимо добыть доказательства и самому доставить информацию в Берлин.
Сейчас нужны фотографии.
Он сделает снимки этой гигантской фальшивой армии, затем отправится в Шотландию, найдет подводную лодку и лично представит фото Фюреру. Данный вариант – самый оптимальный, большего он сделать не может.
Чтобы снимать на пленку, необходим, по крайней мере, свет. Придется ждать до утра. Невдалеке есть полуразрушенный амбар – можно будет провести остаток ночи там.
Фабер сверился с компасом и тронулся в путь. Амбар находился дальше, чем он думал, и, чтобы добраться туда, ушел час. Это было старое деревянное строение с дырявой крышей. Крысы давно покинули его, но на сеновале водились летучие мыши.
Фабер лег на дощатый пол, не спал, лишь лежал и думал, что теперь он один в какой-то мере может повлиять на ход войны.
Рассвет наступил ровно в 5.21, однако еще в 4.20 Фабер ушел из амбара.
Хотя он так и не уснул, за два часа все же удалось отдохнуть, успокоиться. Настроение было прекрасное. Западный ветер разогнал облака, луна спряталась, звезды еще светили.
Время рассчитано правильно. Когда он подходил к аэродрому, небо становилось все ярче.
Часовые по-прежнему в палатке. Если повезет, они так и будут спать. По собственному опыту долгих ночных дежурств Фабер знал, что труднее всего не заснуть в последние несколько часов перед рассветом.
Если солдаты все-таки выйдут, придется их убить.
Он выбрал место, вставил в фотоаппарат ускоренной съемки новую кассету с 35-мм пленкой «Агфа». Фабер надеялся, что высокочувствительная пленка в рабочем состоянии – она хранилась в его чемодане еще с довоенных времен, позже в Британии достать качественную пленку было проблематично. Ничего, все в порядке, ведь он держал ее в специальном, защищенном от света, пакете, подальше от тепла.
Как только начало всходить солнце, он стал снимать. Удалось сделать целый ряд снимков – с различных удобных позиций, на разном расстоянии. Напоследок снял крупным планом один из так называемых самолетов. Снимки, несомненно, дадут полную картину, и обман станет очевиден.
Вдруг Фабер краем глаза уловил какое-то еле заметное движение. Он рухнул на землю, подполз под фанерный «Москито». Из палатки вышел солдат, прошел несколько шагов, расстегнул ширинку и стал мочиться на землю; затем потянулся, зевнул, зажег сигарету. Часовой окинул взглядом аэродром, передернул плечами от утренней прохлады, выбросил окурок и вернулся в палатку.
Фабер поднялся с земли и побежал.
Где-то через четверть мили он оглянулся. Аэродрома уже не видно. Фабер пошел на запад, по направлению к казармам.
Если все удастся, Берлин получит не просто ценные разведсведения, ведь считалось, что только фюрер разгадывает тайные планы врага и принимает верные решения. Тот человек, который принес бы веские доказательства, что фюрер и на этот раз прав, несмотря на советы военных экспертов и многочисленных помощников, вправе рассчитывать на многое. Гитлер уже считал Фабера одним из лучших агентов Абвера, а при значительном успехе он мог бы даже занять пост Канариса.
Только бы получилось.
Фабер бежал, шел, снова бежал и опять шел – ровно в 6.30 он наконец добрался до казарм. Уже совсем светло, близко подходить нельзя, часовые вышли из палатки, сидят в одном из бараков без стен, оттуда прекрасный обзор. Удалось сделать лишь несколько снимков на расстоянии, после проявки будут видны лишь обыкновенные солдатские казармы. Ничего, фотографии значительно увеличат, и камуфляж станет очевиден.
Когда Фабер возвращался к лодке, в кассете оставалось только шесть неотснятых кадров. Он опять спешил, потому что на свету выглядел страшно подозрительно – одетый во все черное мужчина с брезентовой сумкой через плечо, а в ней черт знает что, бежит рысцой по запретной зоне.
Через час Фабер добежал до заграждения, не встретив по дороге никого, кроме стаи диких уток. Когда он перелезал через «колючку», то почувствовал значительное облегчение, самое трудное позади. Там, в зоне, он четко попадал под подозрение, теперь все было иначе – он мог снова плыть, наблюдать за птицами, рыбачить.
Фабер медленно побрел через пролесок, восстанавливая дыхание и приводя себя в порядок. Он решил проплыть еще несколько миль, затем причалить и немного поспать.
Вот он добрался до канала. Наконец можно отдохнуть. Лодка красиво смотрелась в лучах утреннего солнца. Как только отчалит, он обязательно сделает себе чай, затем…
Мужчина в форме, не спеша, вышел из каюты и произнес:
– Так-так, кто вы такой?
Фабер стоял тихо, сохраняя ледяное спокойствие, пытаясь быстрее войти в обстановку. Незнакомец в форме капитана Местной обороны. В застегнутой кобуре, похоже, пистолет. Он высокий, поджарый, хотя уже немолод, на вид где-то около шестидесяти. Из-под фуражки выглядывали седые волосы. Мужчина не делал никаких движений, чтобы вытащить пистолет. Мгновенно оценив ситуацию, Фабер ответил вопросом на вопрос: