Игорь Колыванский
Шрифт:
Марина тогда что-то спрашивала, тревожно заглядывая в лицо, а я смотрел на слегка отпугивающее своей несоразмерной вытянутостью лицо и чувствовал, как нутро сковал мороз. Маг просто озирал площадь. Можно было даже подумать, что праздно. Но так мог подумать кто угодно, кроме меня. И мне хватило сил оторвать взгляд от врага до того, как он перевёл свой на меня. Вернее на то место, где мы были с Мариной, ибо тогда я снова использовал умение Чернобога и остановил время.
Всё предыдущее время я шёл напрямик. Где чудом, где на последнем рывке, но побеждал. Опыт научил меня, что лучше не кидаться. Этот
В тот день я впервые столкнулся с представителем особого ордена. И как-то сразу записал его в личные враги, пообещал, что когда-нибудь объявлю и на них охоту. Моя позиция чёткая и ясная – на стороне Синеглазых ведьм.
Это случилось два дня назад. Я успел немного успокоиться, но теперь по Петергофу хожу готовый тут же вступить в бой.
За окнами мутный сырой день, дождь кончился, но небесная хмарь так и не выпустила солнце. Я шепчу Марине горячие слова, девушка у меня на коленях. Тут в дверь раздался стук.
Сыграв мимикой, мол, что поделаешь, я крикнул:
– Слушаю!
– Господин! – послышался тонкий голосок Тамары – миленькой девочки-служки. – К вам из Мастерских, насчёт экипажа. Он тако-о-ой!.. Просто божечки какой!
– Иду! – бросил я, посмотрев на засветившееся лицо Марины и отвечая на улыбку.
Мы быстро собрались и поспешили вниз. Нас встретил всё тот же работник, один из главных в Проекторной. На лице улыбка шире чем в прошлый раз.
– Господин Игорь, мы с гордостью и радостью передаём Вам наше произведение искусства, – немного склонился он и потом, развернувшись, показал на распахнутые створки. В окружение зевак, преимущественно детей, во дворе стоит титан-экипаж. Он истинно большой в сравнении с телегами и каретами рядом, на массивных подрессоренных колёсах. Чёрный, отливающий лаком и с большим гербом на боку. Мой настоящий, по отцовской линии, выполнен в золотой и синей палитре. Я сначала думал взять его, лишь немного переделав, но понял, что гибель всей семьи за исключением меня – это своего рода перерождение, поэтому мы с Мариной создали новый, а художник уже написал. Для основы я взял стилистическое исполнение Древа Мира Иггдрасиля, а справа и слева из него выглядывают две морды – лосиная и росомахи. Гербовый художник сказал, что это очень необычный выбор, ибо знатные рода стараются взять, как можно более величественный и богатый герб. Сейчас, смотря на огромный Иггдрасиль на боку экипажа, я не могу найти что-то более величественного.
Нашему восхищению и восторгам не нашлось предела. Вместе с собравшимися людьми, мы обстоятельно всё осмотрели, дивясь роскошному внутреннему убранству, не в ущерб комфорту, и поражаясь добротности исполнения. Ощущение такое, что на нём можно век ездить ни разу не сломавшись.
Марина успела купить четвёрку коней. Все белые и рослые, как на подбор. Я только головой покачал. То скрывался ото всех, то теперь буду собирать взгляды. Хорошо хоть завтра уже на ярмарку, а там яркого и цветастого будет вдоволь.
– Усть-Ижорская ярмарка, молодые господа, – вещает из окошка кучер, – это уже легендарное торжище.
С комфортом и восхищёнными лицами, мы едем на эту самую Усть-Ижорскую ярмарку. Я вообще никогда не слышал про такую, Иван и Марина знают лишь, что такая есть, а про Катю и говорить не стоит – ей каждый день в новинку – даже немного завидно той неподдельной радости, что она испытывает от жизни.
– Изначально это был торговый пост между шведами и нами. За десятилетия он окреп и стал источником обогащения для высшего сословия. Но после последней войны граница отодвинулась и было решено создать на месте поста ярмарку, с особыми правами для шведов.
Про себя я каждый раз поправляю кучера – не привык ещё к распространённому среди русских имени для свеев.
– Удобство расположения и налаженные торговые отношения предрекли Усть-Ижорскому торжищу развитие. Сейчас там много всего, помимо каменных палат и торговых площадей. Сами увидите, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Довольные, мы переглянулись, а Иван закрыл окошко. Хитро глянул на нас и говорит:
– Главное на ярмарке что?
– Ткани? – тут же отозвалась Марина.
– Бани! – парировал Иван. – А при них для отдыха купцов, что нужно?
Я наморщил лоб и отвечаю:
– Гостиный двор?
– Это да, а ещё?
– Конюшня? – склонила голову набок Катерина.
– Обязательно, но что ещё?
– Веники! – догадалась Марина.
Иван взялся за лицо и покачал головой.
– Публичный дом же, вы чего?
Я нервно рассмеялся и говорю:
– Это для тебя очевидно, а нам нет.
– Ладно, – махнул он рукой, – в общем, я туда пойду.
Повисла немая тишина, а брат спешит пояснить:
– Да не за этим, вы чего?! Нужно разведать там всё и, возможно, обзавестись полезными знакомствами. Считаю, что дома терпимости – это главная спальня, а с женой вторая.
Рассмеявшись, я посмотрел в окно – тракт обжит, скоро уже Санкт-Питербург, но мы его объедем.
– Ты, брат, не забыл, что рядом твоя женщина?
– Ну, ко мне-то это не относится, я скорее хозяин дома, чем посетитель, – невозмутимо ответил он.
– Это да, – подтвердил я и мы грохнули смеяться.
Экипаж настолько мощный и продуманный, что если выйти на приступок сейчас, то по нему, хватаясь за удобные поручни, можно на сиденье к кучеру перебраться. Что я и сделал, чтобы выкурить трубочку.
Поделился табачком, снова удивив не одарённого огоньком из пальца.
– Благодарю, господин, – он с удовольствием втянул ядовитый дым, подержал немного в себе и с оттягом выдохнул. – Хороший табак, я больше самосад курю.
– Так, наверное, от сорта зависит? Может если такой же посадить, то получится свой?
– Ещё от земель зависит, господин. Даже бывает, что на одном холме склон от склона отличается, на одном поле угол от уголка. Заморский табачок всяко лучше нашего.
– А ты потом принеси щепотку своего, на пробу.
– Ой, чего его экономить, могу и мешок принести, – хрипло рассмеялся кучер, весело глянув.
У меня самого запершило в горле, как бывает когда кто-то прочистит горло или начинаешь тоже растягивать рот, если видишь что кто-то зевает. Склонившись над дорогой, я сплюнул в глинистую пыль.