Игра ангела
Шрифт:
Я подошел к двери дома и трижды коротко ударил дверным молотком. Ответа я ждать не стал. Я собирался разнести замок выстрелами, но это не потребовалось. Дверь была открыта. Я повернул бронзовую ручку, отжав язычок замка, и дубовая дверь медленно скользнула внутрь, увлекаемая собственным весом. Впереди открылся длинный коридор. Слой пыли, покрывавший пол, белел, словно тонкий песок. Я переступил порог и приблизился к лестнице, поднимавшейся вдоль боковой стены прихожей. Ее верхние ступени тонули в клубах сумрака. Я прошел дальше по коридору в гостиную. За мной следили десятки глаз из галереи старых фотографических портретов в рамках, развешенных по стенам. В доме царила мертвая тишина, слышались лишь мои шаги и дыхание. Я достиг конца коридора и замер. Закатный свет красными лезвиями проникал сквозь ставни. Я поднял пистолет и переступил порог гостиной. Глаза успели привыкнуть к полутьме. Мебель в комнате была расставлена по-прежнему, но даже при скудном освещении становилось понятно, что она ветхая и погребена под толстым слоем пыли. Руины. Занавеси давно истлели, а облезшая краска на стенах висела лентами, напоминая змеиную чешую. Я направился к одному из окон, чтобы открыть ставни и впустить немного света. Метрах в двух от балкона меня настигло ощущение, что я не один в комнате. Я застыл, похолодев, затем медленно повернулся.
В углу гостиной явственно вырисовывался силуэт человека, сидевшего в кресле — на своем излюбленном месте. Кроваво-красный свет, сочившийся сквозь жалюзи, позволял различить начищенные ботинки и контуры костюма. Лицо полностью скрывала тень, но я знал, что он смотрит на меня. И улыбается. Я вскинул револьвер и прицелился.
— Я знаю, что вы сделали, — сказал я.
Корелли не дрогнул ни единым мускулом. Его фигура оставалась неподвижной, он затаился, как паук. Я шагнул вперед, целясь ему в лицо. Мне послышалось, будто кто-то вздохнул в темноте. На миг луч красного света отразился в его глазах, и я, преисполнившись уверенности, что он сейчас бросится на меня, выстрелил. Отдача при выстреле словно молотом ударила меня в плечо. Ствол револьвера курился голубоватым дымком. Одна рука Корелли соскользнула с подлокотника кресла, покачиваясь и царапая ногтями пол. И я выстрелил снова. Пуля попала в грудь и прожгла дымящуюся дыру в одежде. Я застыл, сжимая револьвер обеими руками, не осмеливаясь сделать ни шагу, не отрывая взгляда от неподвижной фигуры в кресле. Покачивание руки постепенно замедлялось, и наконец тело замерло, и ногти, длинные и отполированные, уткнулись в дубовый паркет. Тело, только что принявшее две пули, в лицо и в грудь, не издало ни звука и ни разу ни дернулось. Я отступил к окну, открыв створки ударом ноги, ни на миг не спуская глаз с кресла, где распростерся Корелли. Поток призрачного света хлынул с балкона и достиг угла гостиной, осветив тело и лицо патрона. Я попытался проглотить слюну, но рот у меня пересох. Первый выстрел проделал ему отверстие между глаз. Вторая пуля продырявила лацкан пиджака. Из ран не вытекло ни единой капли крови. Вместо крови из дырок сыпался порошок, тонкий и искрящийся, как в песочных часах, струйками скользивший по складкам его одежды. Глаза блестели, а губы застыли в саркастической усмешке. В кресле сидела кукла.
Я опустил револьвер (руки у меня все еще тряслись) и осторожно приблизился. Склонившись над гротескным манекеном, я медленно поднес руку к его лицу. На миг я испугался, что стеклянные глаза вот-вот оживут, а пальцы с длинными ногтями вцепятся мне в горло. Я провел по щеке куклы кончиками пальцев. Дерево, расцвеченное эмалью. Я не удержался от горького смеха. Не стоило ожидать иного от патрона. Я вновь повернулся лицом к этой шутовской маске и с силой ударил ее кулаком, опрокинув куклу на бок. Она соскользнула на пол, и я принялся топтать и пинать ее. Деревянное туловище деформировалось, руки и ноги вывернулись под немыслимым углом. Я отступил на пару шагов, осмотрелся и, заметив большое полотно с образом ангела, сорвал его одним рывком. За картиной я нашел дверь в подвал, запомнившуюся мне с той ночи, которую провел в кресле в этой комнате. Проверив замок, я обнаружил, что дверь не заперта. Бросив взгляд на лестницу, спускавшуюся в колодец, до краев наполненный тьмой, я направился к комоду. Именно в этом комоде, по моим воспоминаниям, у Корелли хранились сто тысяч франков во время нашей первой встречи в доме. Я обшарил ящики, и в одном из них нашел жестяную коробку со свечами и спичками. Я заколебался на миг, спросив себя, уж не оставил ли их патрон намеренно, догадываясь, что я найду их, как нашел куклу. Я зажег свечу и решительно пересек гостиную, направившись к двери. Бросив последний взгляд на сломанный манекен, подняв свечу высоко над головой и крепко сжимая в правой руке пистолет, я начал спуск.
Я продвигался вниз ступень за ступенью, останавливаясь и оглядываясь назад на каждом шагу. Спустившись в подвальное помещение, я отставил свечу как можно дальше и описал ею полукруг. Все осталось на своих местах: операционный стол, газовые лампы и поднос с хирургическими инструментами. Но предметы покрывала патина пыли и паутины. Однако в подвале появилось и кое-что новое. Привалившись к стене, в ряд выстроились фигуры, такие же неподвижные, как кукла патрона. Я поставил свечу на операционный стол и подошел ближе к безжизненным телам. Я узнал среди них мажордома, прислуживавшего нам с Корелли за ужином в саду, и шофера, отвозившего тогда меня домой. Некоторых персонажей я никогда не встречал. Черты одного манекена вообще оставались скрытыми, ибо он приткнулся лицом к стене. Я толкнул его стволом револьвера, переворачивая, и спустя миг смотрел на себя самого. Меня пробрала дрожь. У куклы, имитировавшей меня, была только половина лица. Вторая не имела оформленных черт. Я приготовился расплющить эту маску ударом ноги, и тут мой слух уловил приглушенный детский смех где-то на вершине лестницы. Я затаил дыхание, и тотчас послышалась серия сухих хлопков. Я бросился вверх по ступеням, и когда выскочил на первом этаже, куклы патрона уже не было на том месте, где я бросил ее, сломанную. Отпечатки ног вереницей тянулась к порогу гостиной. Я взвел курок револьвера. Следы привели меня в коридор, выходивший в прихожую. Я остановился в проеме и поднял оружие. Следы исчезали в центре коридора. Я стал высматривать притаившуюся в темноте тень патрона, но не обнаружил даже намека на его присутствие. Входная дверь в конце коридора по-прежнему была открыта. Я крадучись приблизился к той точке, где обрывался след. Я не сразу обратил внимание на эту деталь. Только через несколько секунд я сообразил, что брешь в портретной галерее на стене, запомнившаяся мне по прежним визитам, теперь была заполнена. На вакантном месте появилась новая фотография в рамке. На этой фотографии, казалось, вышедшей из той же студии, что и все остальные экспонаты жутковатой коллекции, была изображена Кристина, в белом платье, напряженно смотревшая в объектив. И она была не одна. Обнимая за плечи, Кристину поддерживал ее хозяин, улыбавшийся в камеру. Андреас Корелли.
Я спустился с холма, углубившись в лабиринт темных переулков квартала Грасия. Там я нашел открытое кафе, переполненное посетителями, преимущественно местными жителями, горячо обсуждавшими политику или футбол — определить точнее было трудно. Я обошел скопление народа и, прорвавшись сквозь завесу дыма и шума, добрался до стойки. Трактирщик одарил меня неприветливым взглядом, каким, верно, встречал всех чужаков, к категории которых относились, с его точки зрения, обитатели любого места, находившегося за пределами двух ближайших к заведению улиц.
— Мне нужен телефон, — сказал я.
— Телефон только для клиентов.
— Налейте мне конька. И дайте телефон.
Трактирщик взял бокал и указал мне на проход в глубине зала, начинавшийся под табличкой «Писсуары». Там, в конце коридорчика, я нашел подобие телефонной кабины. Она располагалась как раз напротив входа в туалет, и туда легко проникали удушающая аммиачная вонь и шум, доносившийся из зала. Я снял трубку и подождал ответа на линии. Через несколько секунд мне ответила служащая коммутатора телефонной компании.
— Мне нужно позвонить в контору адвоката Валеры, которая находится по адресу: дом номер четыреста сорок два по бульвару Диагональ.
Девушке потребовалась пара минут, чтобы разыскать номер и соединить меня. Я ждал, прижимая трубку к одному уху и закрывая ладонью другое. Наконец мне подтвердили, что мой вызов принят, и секунду спустя я услышал голос секретарши адвоката Валеры.
— Сожалею, но адвоката Валеры в настоящее время нет в конторе.
— Это очень важно. Передайте ему, что звонит Мартин, Давид Мартин. Дело жизни и смерти.
— Я помню вас, сеньор Мартин. К сожалению, не могу соединить вас с адвокатом, поскольку его нет. Уже половина десятого вечера, и он давно ушел.
— Скажите мне тогда его домашний адрес.
— Я не могу предоставлять такого рода информацию. Извините. Если угодно, позвоните завтра утром и…
Я разъединился и снова стал ждать линию. На сей раз я продиктовал оператору номер, который дал мне Рикардо Сальвадор. Его сосед ответил на звонок и пообещал подняться и посмотреть, дома ли отставной полицейский. Сальвадор взял трубку через минуту.
— Мартин? Вы в порядке? Вы в Барселоне?
— Только что вернулся.
— Вам необходимо соблюдать осторожность. Полиция вас ищет. Ко мне приходили, расспрашивали о вас и об Алисии Марласке.
— Виктор Грандес?
— По-моему, да. Он разгуливает с двумя верзилами, которые совсем мне не понравились. Мне кажется, на вас хотят повесить убийства Роуреса и вдовы Марласки. Лучше бы вам поостеречься. Конечно, за вами будут следить. Если хотите, можете прийти сюда.
— Спасибо, сеньор Сальвадор. Я подумаю. Не хочу впутывать вас в новые неприятности.
— Делайте что хотите, но поберегитесь. Пожалуй, вы были правы — Хако вернулся. Не знаю зачем, но он вернулся. У вас есть план?
— В настоящий момент я пробую встретиться с адвокатом Валерой. Думаю, за всем этим стоит издатель, на которого работал Марласка, и думаю, что правду знает только Валера.
Сальвадор немного помолчал.
— Хотите, чтобы я пошел с вами?
— Полагаю, не стоит. Я позвоню вам, как только переговорю с Валерой.
— Как угодно. Вы вооружены?
— Да.