Игра ангела
Шрифт:
Мне стало любопытно, что им наговорила обо мне Исабелла, чтобы убедить, что ваш покорный слуга ходит по воде.
— Как раз сегодня ночью, в двух шагах отсюда, избили до полусмерти пару поденщиков, возвращавшихся домой. Вы только подумайте. Искалечили, отделали железкой, как собак. Говорят, что один вряд ли выживет, а второй останется парализованным до конца дней, — сообщила мать. — Что за мир!
Дон Одон смущенно посмотрел на меня.
— Если я приведу ее назад, она снова убежит. И неизвестно, повезет ли ей во второй раз так, как с вами. Мы понимаем, нехорошо, когда девушка живет в доме холостого мужчины, но по крайней мере о вас нам известно, что вы человек порядочный и как следует позаботитесь о ней.
Бакалейщик был готов расплакаться. Я бы предпочел, чтобы он побежал за ружьем. Кстати, не исключалась возможность, что в любой момент у меня на пороге объявится какой-нибудь неаполитанский родственник, готовый постоять за честь девушки с мушкетом в руках. Porca miseria. [38]
— Вы даете слово, что присмотрите за ней, пока она не одумается и не вернется к нам?
Я тяжело вздохнул:
— Даю слово.
Я отправился домой, нагруженный яствами и деликатесами, которые дон Одон и его супруга всучили мне буквально насильно, угощая за счет фирмы. Я пообещал им, что позабочусь об Исабелле в течение нескольких дней, пока разум к ней не возвратится и она не поймет, что ее место — со своей семьей. Бакалейщики настойчиво предлагали мне деньги на ее содержание, но эту крайность я с негодованием отверг. У меня родился план, согласно которому к концу недели Исабелла должна была уже спать под отчим кровом. Но для этого следовало несколько дней подержать ее в заблуждении, будто она стала моей помощницей. И более неприступные крепости сдавались.
38
Здесь: выражение имеет смысл «Вот невезуха!».
Я пришел домой и обнаружил девушку за столом на кухне. Она вымыла посуду, оставшуюся от ночного пиршества, сварила кофе и была одета и причесана, как святая на рождественской открытке. Исабелла, отличавшаяся редкой сообразительностью, прекрасно поняла, откуда я явился, и встретила меня во всеоружии — взглядом побитой собаки и покорной улыбкой. Я сложил пакеты с образцами изысканных товаров от дона Одона на мойку и посмотрел на Исабеллу.
— Отец не застрелил вас из ружья?
— У него закончились патроны, и он вел обстрел этими банками с мармеладом и кусками ламанчского сыра.
Исабелла сжала губы и скорчила подходящую случаю гримасу.
— Так, значит, Исабелла у нас пошла в бабушку?
— Mamma, — подтвердила она. — В квартале ее прозвали Везувием.
— Охотно верю.
— Говорят, я немного на нее похожа. В смысле упорства.
«За доказательствами далеко ходить не требуется», — подумал я.
— Твои родители — хорошие люди, Исабелла. Ты их понимаешь не больше, чем они тебя.
Девушка не ответила. Она налила мне чашку кофе и теперь ждала приговора. В моем распоряжении имелись два варианта: выбросить ее на улицу и загнать в гроб чету бакалейщиков или взять себя в руки и вооружиться терпением на два-три дня. Я полагал, что сорока восьми часов пребывания рядом с самым циничным и неприятным из моих воплощений хватит за глаза, чтобы сломить железную решимость девчушки и отправить блудную дочь домой, под крылышко матери, с мольбой о прощении и проживании на полном пансионе.
— Можешь пока пожить здесь…
— Спасибо!
— Не так быстро. Ты можешь остаться с условием. Во-первых, каждый день ты наведываешься в магазин, чтобы повидать родителей и сказать им, что ты в порядке. Во-вторых, ты слушаешься меня и подчиняешься правилам этого дома.
Прозвучало это патриархально, но без должной решительности. Я сохранял суровое выражение на лице и решил разговаривать построже.
— И каковы правила этого дома? — спросила Исабелла.
— В основном те, что взбредут мне в голову.
— Я считаю, это справедливо.
— Тогда договорились.
Исабелла обогнула стол и с благодарностью обняла меня. Я всем существом ощутил жар и упругость форм семнадцатилетнего тела. Я мягко отстранил ее, отодвинув от себя по меньшей мере на метр.
— Первое правило таково: тут не пансион для благородных девиц и потому, пожалуйста, без женских штучек — мы не обнимаемся и не рыдаем по всякому поводу.
— Как скажете.
— А эту фразу мы сделаем девизом, на котором будет строиться наше сосуществование: то, что скажу я.
Исабелла засмеялась и со всех ног понеслась в коридор.
— И куда, по-твоему, ты направляешься?
— Вымыть и прибрать ваш кабинет. Вы же не собираетесь оставить его в таком виде, не правда ли?
Мне требовалось место, где можно было спокойно подумать и спрятаться от хозяйственного рвения и одержимости чистотой моей новоиспеченной помощницы. Поэтому я отправился в библиотеку, занимавшую неф с готическими сводами в старинном средневековом приюте на улице Кармен. Вторую половину дня я провел в окружении книг, пахших папской усыпальницей, вникая в мифологию и историю религий, пока глаза у меня чуть не выпали на стол и не покатились по библиотеке. Я прикинул, что за несколько часов непрерывного чтения успел перелопатить миллионную долю материалов, хранившихся под сводами этого книжного святилища, не говоря уж о том количестве литературы, когда-либо написанной на данную тему. Я решил прийти сюда завтра и послезавтра, потратив не меньше недели на то, чтобы забить голову страницами и страницами о богах, чудесах, пророчествах, святых, видениях, озарениях и мистериях, давая пищу своему воображению. Все лучше, чем думать о Кристине, доне Педро и их супружеской жизни.
Поскольку у меня была теперь трудолюбивая помощница, я поручил ей сделать выписки из катехизиса и копии школьных текстов, которыми пользовались в нашем городе для преподавания Закона Божия, и попросил составить резюме каждого из них. Исабелла не оспаривала мои указания, однако нахмурилась, выслушивая их.
— Я хочу знать в мельчайших подробностях, как преподносят детям всю библейскую историю, от Ноева ковчега до чуда с пятью хлебами и рыбами, — объяснил я.
— И зачем вам это?
— Потому что я любопытный и у меня масса интересов.
— Вы собираете материалы для новой версии «Младенец Христос в моей жизни».
— Нет. Я задумал роман о похождениях монашки в армии. Твоя задача сводится к тому, чтобы делать, что я говорю, без возражений, или я отправлю тебя обратно в родительский магазин. Будешь продавать айвовое варенье в свое удовольствие.
— Вы деспот.
— Я рад, что мы начинаем узнавать друг друга.
— Это имеет какое-то отношение к книге, которую вам надо написать для того издателя, Корелли?
— Возможно.
— Сдается мне, что у подобной книги нет шансов на коммерческий успех.
— Что ты понимаешь!
— Гораздо больше, чем вам кажется. И ни к чему так себя вести, я ведь только пытаюсь помочь. Или вы решили оставить стезю профессионального писателя и стать любителем, жеманным завсегдатаем кафе?
— В настоящий момент у меня другое занятие, я работаю нянькой.
— Я не стала бы выяснять, кто кого нянчит, так как этот спор заранее выиграла.
— А какой спор по душе вашему превосходительству?