Игра без козырей
Шрифт:
– Зарядку делаешь? – усмехнулся мужчина в черной кожаной куртке, застегнутой под самое горло.
– От Москвы только три раза останавливались, чтобы отлить да чаю попить.
– Не пил бы чаю – не останавливался бы отливать, – усмехнулся мужчина в кожанке.
Этот разговор, как и приседания, взмахи руками, повторялся каждый раз, когда они встречались на этом самом месте. Так же традиционно закурили. Смирнов угостил московской сигаретой, мужчина достал польскую.
– Не люблю я их сигареты, – проворчал Смирнов, – табачок дрянной.
– А
– После них кашель душит.
– Скажи ребятам, пусть пушки сдают, – и мужчина поднял заднюю дверцу джипа, где стоял деревянный ящик, прикрытый не очень свежей тряпкой. На переднем сиденье УАЗа гордо восседал тучный милицейский майор. В том, что милиционер настоящий, никто бы не усомнился: коротко стрижен, хорошо выбрит, морда сытая, а взгляд такой, какой бывает только у ментов.
– Здравствуйте, Семен Семенович, – не отрывая руку от руля, поприветствовал Смирнова майор. – Баксы на русские не перебьете?
– Не перебью. Я тебе что, валютчик? В Бресте у валютчиков курс грабительский.
– Можно подумать, для тебя это проблема! Повяжите пару-тройку, они сами вам носить станут.
– Не положено, сдадут, – твердо пообещал майор. – От них уже КГБ кормится, а госбезопасность нам не по зубам.
– Что-то вы в Белоруссии всех бояться стали? А ты не боишься, майор, что я тебя сдам?
– Нет, ты свой. Тебе меня сдавать смысла нет, не с руки.
Смирнов вытащил из-за пояса пистолет, положил в ящик, рядом пристроил две запасные обоймы, документы на оружие положил сверху. Мужик в кожанке запаковал оружие и документы в отдельный полиэтиленовый мешок, стянул скотчем.
– Как порнографию прячешь, в непрозрачную упаковку.
– Ты уж, Смирнов, не обижайся, но, если нас с майором накроют, скажем, что нашли пушку на дороге. Ты уж придумай, как ты его потерял, там и адрес твой указан, и телефон.
Ментовский майор явно чего-то ждал, барабанил пальцами, покусывал нижнюю губу. На стоянку заехали три фуры-рефрижератора. Шестеро водителей тоже сдали оружие.
– Порядок, – мужчина в кожаной куртке дернул ползунок молнии, хоть тот и был задвинут до отказа. – До двух часов – наша смена: и ГАИш-ники, и погранцы, и таможенники. Если не успеете до двух, а мало ли чего, то лучше позвони, сами не лезьте. Эти хорошо прикормлены, а другим деньги давать – не дело. Есть одна смена… – и майор тяжело вздохнул.
– Денег не берут? – спросил Смирнов.
– Берут, но все равно шмонают по полной программе, машину могут до винтика разобрать, а собирать-то вам самим придется. Только недозволенного не везите.
– Мы же честные торговцы.
– Мало ли чего? Закинет кто-нибудь картонку сигарет или ящик водки, а потом из-за такой мелочи неприятностей море.
– У нас все в порядке, – сказал Смирнов. Майор все-таки выбрался из-за руля, взял Смирнова за плечо и отвел в сторону. Затем выразительно посмотрел в глаза. Смирнов придерживался традиции, сделал вид, будто ничего не понимает. Майор помялся, затем широко улыбнулся, лихо козырнул и представился:
– Майор Сидорчук, трое детей.
– Дело говоришь, – засмеялся Смирнов, вытаскивая из кармана конверт, на котором были нарисованы одна звездочка и буква "М". Майор рассмотрел подарок:
– Звездочка – понятно, а почему "М"?
– Потому, что мудак, – Смирнов хлопнул майора по плечу. – Но хороший мудак.
– Не хотел ты мне баксы в русские перебить, я тебе это еще припомню.
– Баксы лучше, они – общесоюзная валюта, а русские – что? Дерево – оно везде дерево, даже в твоей сраной Польше за русские ничего не купишь, а за баксы где хочешь купишь.
– Ничего ты не понимаешь, – сказал майор, – деньги в доме должны быть разные – немецкие, русские, французские. У меня даже голландские гульдены есть.
– Ты, наверное, нумизмат?
– Не ругайся, Смирнов. Мы хоть и друзья, но я и обидеться могу, все-таки я при исполнении.
– Мужики, все готовы? – крикнул Смирнов.
– Да, шеф, готовы.
Заурчали двигатели. Майор забрался в милицейский уазик. Машина качнулась – так и осталась чуть наклоненной в левую сторону.
«Майор центнера полтора весит, разъелся возле границы», – подумал Смирнов.
На милицейском уазике полыхнула мигалка.
«Лишь бы сирену не включил!» – зло подумал Смирнов.
Но майор любил тишину, и колонна, возглавляемая милицейским уазиком с мигалкой, понеслась по трассе. Перед самым въездом в Брест милицейский уазик отвалил в сторону и повез майора к родному дому в деревню, где жила его теща. Там американские доллары заняли достойное место в коллекции между пачкой немецких марок и чешских крон.
Основная часть богатства майора хранилась в старом сантехническом чемоданчике на чердаке сельского дома. Теще он не очень доверял, но та была старой и взобраться по самодельной лестнице на чердак не могла. Да и надежный замок охранял люк, а ключ майор держал в потайном месте.
Майор, не говоря ни «здрасьте», ни «до свидания», забрался на чердак и, лишь когда избавился от денег и забросал чемоданчик ветошью, высунул голову в люк:
– Доброе утро, мама, – ласково произнес он и бросил в сторону тихо:
– Что б ты сдохла, старая карга.
– Гриша, я блинов напекла.
– Это хорошо, мама, – грузный майор по скрипящей лестнице бережно спустил свои полтора центнера веса к столу, на котором высилась полуметровая стопка толстых блинов.
– Что ты все на чердаке прячешь?
– Не ваше дело, мама, это все принадлежит вашим внукам. «Золото, что ли?» – подумала старая женщина, но поняла: увидеть богатства зятя воочию ей никогда не доведется. Рассказать кому-нибудь страшную тайну у нее язык никогда не повернется, ведь это в самом деле были деньги ее внуков – трех мальчишек, оглоедов, которых старуха любила беззаветно, позволяя им делать все, что угодно, кроме лазанья на чердак. Когда майор привозил в гости к теще детей, то прятал лестницу, ведущую на чердак, в сарай.