Игра без козырей

Воронин Андрей Николаевич

Сотовый телефон исчез в кармане куртки, и Смирнов удивился тому, какая стоит тишина. Обычно шум от работы рефрижераторов не слышен, теперь же монотонное гудение компрессоров напоминало гудение ламп дневного света. Соседние площадки поражали безлюдьем и безжизненностью. Казалось, сюда не наведываются месяцами ни сторожа, ни даже собаки. Единственный признак жизни – свет прожекторов. «Уроды, повернули прожекторы так, что они на нашу площадку светят, как на зоне, с четырех сторон. Ни хрена не видно, что рядом делается!»

Как

всякие запасливые дальнобойщики, водители вытащили складные столы, стульчики, расположились возле машин. Водку никто не пил, все надеялись, что завтра утром снова тронутся в путь. Нет такой проблемы, которую не мог бы решить «крутой» Скачков.

Часам к десяти вечера, безбожно тарахтя добитым мотором, подъехал милицейский уазик. Два сержанта в бушлатах выпрыгнули на асфальт.

– Кто здесь главный? – обратился один из них к подошедшему Смирнову. – Мы понимаем, вы люди подневольные, но и мы такие же. Начальство прислало вас охранять, чтобы не рванули куда-нибудь с больным мясом.

– Мясо, кстати, нормальное. Если бы не минус двадцать, до которого оно охлаждено, я бы его сам сейчас приготовил.

– Ни хрена оно не здоровое, потому нас и прислали, – широко улыбнулся сержант. – Врачи звонили, сказали, нашли заразу – ящур.

– Не может быть!

– Как видишь, может, потому мы и здесь. Пока начальство не решит, что с мясом делать, охранять будем вместе с вами.

– Что обычно в таких случаях делают?

– Сжигают мясо на скотомогильнике. Я еще? в школу ходил, – продолжал словоохотливый сержант, – когда у нас на ферме ящур обнаружили. Коров всех под нож, облили соляркой и сожгли. Потом бульдозером в яму сгребали. Неглубоко зарыли, собаки раскопали. Вонь стояла страшная.

– А что такое ящур?

– Хрен его знает, – пожал плечами сержант, – но звучит страшно, почти как «птеродактиль».

– Земляки, идите к нам, поужинаем, – позвали водители сержантов.

Милиционеры переглянулись. Тот, что помоложе, сбегал к у азу, вернулся с бутылкой водки.

– Бутылки, конечно, мало, но мы на службе. Майор поддатых страшно не любит, а по сто граммов можно.

Сержант налил себе и напарнику ровно по сто граммов, остальное подал Смирнову, он старший, ему и решать, кому налить, а кому нет.

Ели без аппетита, не спеша, старались лишь два сержанта, дорвавшиеся до халявы. Они уплетали польскую колбасу, сало, выгребали из баночек консервы.

Смирнов, не удержавшись, сказал:

– Эх, жаль, все грибочки Петраков срубал. Водители дружно захохотали. Милиционеры переглянулись, не понимая, чем вызвано такое веселье.

– Что, в самом деле все съел?

– Мы бы вас угостили, нам не жалко, – Смирнов говорил, сохраняя серьезное выражение лица.

– Это который Петраков? – спросил сержант у Смирнова.

– Потому его здесь и нет, что он все грибочки срубал.

Еле до Бреста его довезли, чуть не кончился по дороге.

Сержант, сжимавший в кулаке половину кольца краковской колбасы, медленно положил его на стол.

– Ешь, сержант, не бойся, колбаса не грибы.

– Благодарствуйте, – сержант поднялся. Менты поставили свой уазик так, чтобы фуры не могли выехать из тупика.

– Вам хорошо, – покурив с водителями, сказал сержант, – у вас условия комфортные, спи в машине, тепло, а нам в уазике до утра корчиться.

– Кому что, – сказал Смирнов, – мне тоже сидя спать придется. С этим и разошлись.

Глава 5

Смирнов и его парни хоть и были людьми опытными, но даже они не заметили, что за их действиями уже давно наблюдают. Каждый их шаг отслеживался в бинокли. Один из наблюдателей лежал на штабеле железобетонных плит, а второй – на стеллаже для швеллера и труб. Это был Коготь. Лежать на холодных металлических конструкциях было мучительно, лишний раз не пошевелишься, того и гляди, зазвенят трубы, загрохочет, заскрежещет металл – тебя обнаружат.

Коготь приложил к глазам бинокль и стал рассматривать сидевших за столиками и прохаживающихся между машинами мужчин. Он не сразу сумел их сосчитать: когда люди движутся, сделать это сложно. Он загибал пальцы, бормоча про себя:

– Один, два, пять.., черт, этого я уже считал. Тут еще и менты приехали.

Наконец дважды подряд получилась цифра десять. Коготь перевел бинокль и разглядел сквозь сияние прожекторов затаившегося на железобетонных плитах Станчика. Он приблизил к самым губам рацию и зашептал:

– Станчик, у тебя сколько людей получилось?

– Восемь.

– Должно быть десять. Плохо считал.

– Ни хрена, я считал хорошо – восемь людей и два мента.

Коготь коротко хихикнул и переключился на другую волну:

– Выдвигайтесь, их десять вместе с ментами. Больше гостей пока не предвидится.

Коготь отложил рацию. И тут к штабелю из-за кучи металлолома вынырнул огромный бродячий пес, участвовавший не в одной схватке с сородичами, поскольку уши на его голове были обгрызены до самого черепа.

– Пошел вон! – зашептал Коготь. Но пес был не из пугливых. Он стал на задние лапы, заскреб когтями по ржавому металлу. От этого звука мурашки побежали по спине, душу выворачивало наизнанку.

– Скотина…

И тут пес громко залаял и принялся прыгать. Допрыгнуть до Когтя он, конечно, не мог – собаки не то что по железу, по деревьям лазить не умеют.

Но шум поднялся такой, что Смирнов забеспокоился:

– Тихо было, теперь собака лает. Может, собаки территорию соседних площадок охраняют, потому и людей не видно. Как дикий зверь лает. Что там охранять, ржавое железо?