Игра без козырей
Шрифт:
Дженни. Моя жена. Все еще моя жена, хотя уже три года мы жили отдельно. Сожаление о прошлом удерживало нас от последнего шага к разводу. Мы пережили страсть, восторг, раздоры, злость и бурные ссоры. Осталось только сожаление, да и то не такое сильное, чтобы привести ее в больницу. Слишком часто она видела меня в больницах и раньше. Дженни уже не воспринимала белые халаты и капельницы как драму, как удар. Она не придет. Не позвонит. Не пришлет записку. Глупо с моей стороны ждать от нее такого.
Время тянулось медленно, и меня это не радовало. Но постепенно все капельницы, кроме одной, убрали, и
Однажды вечером появился Чико, руки в карманах, на лице обычная снисходительная ухмылка. Он не спеша оглядел меня и улыбнулся, будто ничего и не случилось.
– Вместо меня она досталась тебе, дружище, – сказал он.
– Пошел к черту.
Чико засмеялся. И было чему. Я в ту ночь дежурил в офисе потому, что он пошел на свидание с девушкой. Иначе пуля Эндрюса могла бы превратить в перечницу его кишки, а не мои.
– Эндрюс, – задумчиво протянул он. – Кто бы мог подумать? Этот маленький вонючий трус. Но все равно, если бы ты сделал, как я тебе сказал, – сидел бы спокойно в умывальной и наблюдал за тем, что он делает, – мы бы потом поймали его. Легко и без лишних хлопот. И ты, как всегда, слонялся бы без дела по офису, а не валялся тут.
– Что теперь говорить, – отмахнулся я. – А что бы ты сделал на моем месте?
– Наверное, то же, что и ты, – фыркнул Чико. – Мне бы хотелось подвесить ему один-два «хвоста» из отставных полицейских и посмотреть, куда он пойдет, кто его послал.
– А теперь мы не знаем.
– Не знаем, – вздохнул он. – И шеф не очень доволен этой историей. Он знал, что я собираюсь использовать офис как ловушку, но считал, что мышеловка не сработает. И получилось, что он оказался прав. Ему все это не нравится. Они могли бы подложить в офис бомбу, говорит он, а не посылать трусливого воришку. Шеф склонен отступить, спустить дело на тормозах. И конечно, этот идиот Эндрюс, когда влезал, разбил стекло, и, видимо, мне придется заплатить. Представляешь, этот маленький паршивец не сумел открыть задвижку.
– Я заплачу за стекло, – сказал я.
– Да уж, – усмехнулся он. – Я так и рассчитывал, что ты заплатишь, если я скажу тебе об этом.
Чико прошелся по комнате, рассматривая обстановку. Хотя рассматривать особенно было нечего.
– Что это за бутылка, из которой капает тебе в руку?
– Насколько я могу судить, что-то вместо еды. Мне тут ни разу не давали есть.
– Боятся, наверно, что кишки опять прохудятся.
– Да, наверно.
– А почему у тебя нет здесь телевизора? – Он обвел глазами палату. – Тебе стало бы веселее, если бы ты увидел, как другие глупые ублюдки получают пулю. Разве нет? – Он посмотрел на картонку, висящую в ногах на спинке кровати. – У тебя утром температура была тридцать девять и две, тебе сказали? Ты не считаешь, что ее надо сбивать до прихода сестры?
– Нет.
– Похоже, что рассыльный Джонс говорил правду. Он болтал, будто из тебя на пол вытекло столько крови, что можно было бы сделать несколько маленьких пудингов.
Я не оценил чувство юмора Джонса.
– Ты вернешься в агентство? – спросил Чико.
– Может быть.
Чико подошел к окну и принялся завязывать узелки на шнуре шторы. Я наблюдал за ним. Худой, сутулый, он был настолько переполнен энергией, что ни минуты не мог посидеть спокойно. Чико провел в засаде в умывальной комнате две бесплодные ночи, прежде чем на третью я сменил его. И я знал: если бы он не был так увлечен работой, то не смог бы перенести десять часов полного бездействия. В команде Рэднора Чико был по возрасту самым младшим. Он считал, что ему двадцать четыре года, но точно этого никто не знал, потому что младенцем его в детской коляске оставили на ступеньках полицейского участка.
Если бы полицейские не относились к нему по-братски, говорил Чико в минуты откровенности, то он бы воспользовался преимуществами запоздалого физического развития и стал правонарушителем. Он так и не вырос и остался невысоким, поэтому не смог стать полицейским. Казалось, он просто создан для агентства Рэднора. Чико работал блестяще, соображал быстро, и ни у кого в агентстве не было такой реакции, как у него. Он увлекался дзюдо и борьбой, но, кроме бросков и захватов, принятых на спортивной арене, знал и приемы покруче. Хотя по росту он, наверно, был самым маленьким в агентстве Рэднора, это никак не влияло на эффективность его работы.
– Как продвигается дело? – спросил я.
– Какое дело? А, это... Ну, после того как ты получил пулю, горячка, кажется, миновала. После той ночи Бринтону не угрожали по телефону и не присылали писем. Видно, тот, кто точил на него зуб, смылся. Бринтон чувствует себя почти в безопасности и цапается с шефом по поводу платы. Еще день-два, и я сдам дело в архив. Бедный Бринтон, кто же теперь будет держать его ночью за руку, чтобы он спокойно спал? В любом случае, это дело уже не мое. Завтра я полечу из Ньюмаркета в Ирландию в одном боксе с жеребцом, который стоит сто тысяч фунтов.
Сопровождать лошадей – еще одна мелкая работенка, которую мне никогда не поручали. Чико любил ее и ездил часто. После того, как однажды он перебросил через стену высотой в семь футов предполагаемого злоумышленника весом пятнадцать стонов 2 , на него всегда был большой спрос.
– Ты обязательно должен вернуться, – неожиданно сказал Чико.
– Почему? – удивился я.
– Не знаю... – он состроил гримасу. – Глупо, конечно, ведь ты там только ходишь и улыбаешься, но все привыкли, что ты рядом. Понимаешь, дружище, ты удивишься, но без тебя чего-то не хватает.
2
Мера веса, равная 14 английским фунтам. 15 стонов – около 95 кг.
– Понимаю, ты шутишь.
– Ага... – Чико развязал узлы на шнуре шторы, засунул руки в карманы брюк и вдруг вздрогнул. – Бог знает почему в этой палате мурашки бегают по спине. Тут очень жарко и воняет дезинфекцией. Противно. Ты что, собираешься здесь пустить корни? Когда тебя отпустят?
– На днях, – неуверенно пробормотал я. – Счастливого пути.
– До свидания. – Чико кивнул и с облегчением ринулся к двери. – Тебе надо что-нибудь? – спросил он, взявшись за ручку. – Книги или еще что?