Игра без козырей
Шрифт:
– Капитан Оксон лучше знает, что делается у него на ипподроме, чем вы. – В голосе лорда Хегборна прозвучал нескрываемый сарказм. – Я придаю больше значения его заверениям, чем вашему беглому взгляду на ход работ.
– В таком случае не могли бы вы поехать туда и увидеть все собственными глазами? Пока еще есть время.
Лорду Хегборну не нравилось, когда его подталкивали к принятию решения. Выражение его лица я определил бы как откровенно неодобрительное. Больше ничего нельзя сделать, и кроме того есть риск, что он позвонит Рэднору и вообще отменит расследование.
– Вероятно... Я посмотрю,
– Еще нет, сэр.
– На мой взгляд, предположение несколько искусственное, – раздраженно сказал он. – Помните, я говорил об этом с самого начала. Если вы в ближайшее время не найдете что-то... Расследование обходится дорого, вы же знаете.
Проходивший мимо стюард отвлек его, сообщив о другой неотложной проблеме, и лорд Хегборн ушел, не закончив разговора. Я мрачно размышлял о том, что неприятная особенность этого дела – полное отсутствие данных любого рода. А если и попадаются косвенные улики, то построить на них что-либо невозможно.
Джордж все еще не нашел ни единого слабого места в репутации Говарда Крея, а бывший сержант Картер освободил Болта от возможных подозрений. Чико вернулся из Сибери вообще с пустыми руками.
Мы встретились с ним утром в офисе перед тем, как я поехал в Кемптон.
– Ничего, – сообщил Чико. – У меня уже мозоли на языке, я стучался в каждую дверь вдоль дороги. Мрак, ни единой вспышки. Все уверены, что участок дороги, пересекающей ипподром, в момент аварии не был закрыт. Но там и движение небольшое. Я посчитал, скорость в среднем сорок миль в час. Но все равно темная история: никто из соседей не заметил, что там произошло. Так не бывает.
– Кто-нибудь видел цистерну до того, как она перевернулась?
– Там постоянно ездят цистерны. Несколько человек пожаловались мне. Но именно эту никто не видел.
– Но почему такое совпадение: авария произошла в таком месте и в такое время, чтобы ущерб был максимальным? И водитель упаковал вещи и уехал несколько дней спустя, не оставив адреса.
– Ну... – Чико задумчиво дернул себя за ухо. – Я не нашел никаких следов, чтобы кто-то нанимал подъемный механизм. И никто в этих маленьких бунгало не видел, чтобы такая машина проезжала по дороге. Они видели кран, который приехал уже после аварии поднимать цистерну.
– Что насчет дренажных сооружений?
– Никаких дренажных сооружений, – хмыкнул Чико. – Пусто.
– Хорошо.
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы ты нашел на картах, что там когда-то были какие-то дренажные канавы, несчастья во время скачек можно было бы считать просто случайностями. А так эти ямы похожи на ловушки для тигров.
– Кто-то ночью поработал лопатой? Ловкий ход.
– Да. – Я нахмурился. – Эти ямы подготовили задолго до скачек, чтобы земля осела и линия траншей не была заметна.
– И сверху их накрыли достаточно хорошо, чтобы трактор не провалился, – добавил Чико.
– Трактор?
– Там вчера трактор тянул прицеп с отравленной землей.
– Ах да, конечно. Покрытие должно быть крепким, чтобы выдержать трактор. Но ноги лошади сильнее давят на землю. Ее вес не распределен, как
– Верно!
– Замена почвы идет быстро? – спросил я.
– Ты шутишь.
Ужасное настроение. Самый скверный день. Во-первых, нерешительность лорда Хегборна. Кроме того, все без конца разглядывали меня, потому что я выполнил обещание, данное Занне Мартин. Жалость, любопытство, удивление, неловкость, отвращение – слишком много для одного дня. Я пытался воспринимать некоторые из этих проявлений человеческого интереса к моему уродству как плохое воспитание или бестактность, но от этого мне не было легче. Я ругал себя за идиотскую чувствительность, но и это не помогало. «Если мисс Мартин не выполнит свою половину уговора, я задушу ее», – горестно думал я.
Ближе к концу этого ужасного дня мы с Марком Уитни пошли выпить в бар возле верхних трибун.
– Значит, вот это ты всегда прятал в кармане и перчатках? – спросил он.
– Да.
– Тяжелая штуковина, – проговорил он.
– Боюсь, ты прав.
– Еще болит?
– Если ударюсь. И ноет иногда.
– Хм, – сочувственно произнес Марк. – У меня лодыжка тоже ноет. Это суставы. Их можно заштопать, но они никогда не дают забыть о себе. – Он усмехнулся. – Выпьем еще? Время есть. Моя лошадь бежит только в пятом заезде.
Мы заказали еще раз бренди, поговорили о лошадях, и я подумал, как бы хорошо было, если бы все были похожи на Марка Уитни.
– Марк, – сказал я, когда мы возвращались к весовой, – ты не помнишь, перед тем как продали Данстейбл, там тоже случались разные аварии?
– Давно это было. Надо подумать. – Он помолчал. – Конечно, последние год-два дела там шли неважно, посещаемость упала, и у них не хватало денег на ремонт.
– А какие-нибудь серьезные катастрофы?
– Директор-распорядитель ипподрома покончил с собой, если ты это называешь катастрофой. Да, сейчас я вспомнил, что упадок процветающего Данстейбла связывали с психическим расстройством директора. По-моему, его фамилия была Бринтон. Он тихонечко чокнулся и принимал самые идиотские решения. Они-то и погубили Данстейбл.
– Я и позабыл, – мрачно сказал я.
Марк пошел в здание весовой. Самоубийство директора ипподрома вряд ли можно приписать Крею, размышлял я, облокотившись о брусья ограды. Хотя падение Данстейбла вполне могло подсказать ему идею, как захватить Сибери. Он мог не спешить, но возникшая недавно угроза национализации земли под строительство, видимо, подтолкнула его взять Сибери в клещи. Я вздохнул, стараясь отвлечься от ужаса в завороженных глазах девочки-подростка, дочери владельца лошади, с которой я раньше работал, и поплелся к парадному кругу посмотреть на выездку.
Этот слишком долгий день все же кончился. Я вернулся домой и приготовил себе бренди с водой, гораздо большую порцию, чем обычно. Весь вечер я обдумывал то немногое, что мне удалось накопать, и не пришел ни к каким результатам. Утром, когда я занимался тем же, чем и вечером, раздался звонок. На пороге стоял Чарлз.
– Проходите, – удивленно пригласил я. Чарлз редко приходил ко мне на квартиру и почти никогда не приезжал по субботам в Лондон. – Может, позавтракаем? Внизу вполне приличный ресторан.