Игра без правил
Шрифт:
– Ладно, хватит лирики, Томас. Чего ты хочешь? Понятно, что на меня нахлынули воспоминая о детстве, хотя тебя вообще не помню, но все же просто так хладнокровно добить не смогу. А с другой стороны, у меня нет выбора. Ты пустой, мне было приказано передать тебя ночью команде. Я здесь ничего не решаю.
– Понимаю. Мне бы немного задержаться. Ну хотя бы до еще одного допроса, скажем, до утреннего или в идеале до обеда.
– Давай подумаем. Может, ты мог что-то там вспомнить после обработки?
– Да, такое бывает, – согласился Брейн. –
– Что я могла услышать?
– Ты могла услышать, что я повторял: «Господин майор, я им ничего не сказал». И так по кругу раз пять.
– Я сразу прекратила тебя трепать и решила доложить. Вполне правдоподобно.
46
После всего, что произошло за этот длинный день, Брейну совсем не спалось. Еще вчера он был готов принять все, что положено, – он давно служил и был готов к любому исходу, но вот удалось что-то предпринять, и теперь его мучило беспокойство – получится ли?
В конце концов ему удалось уснуть, и спал он, словно погрузившись на дно илистого пруда, где не было звуков, света и кислорода.
Когда под дверью послышались шаги, он будто вынырнул с этой глубины и стал жадно хватать ртом воздух, совершенно не понимая, который сейчас час.
В камеру вошли двое незнакомых тюремщиков, значительно более молодых, чем те – с динамометрической перчаткой. Они были повыше, покрепче и короче стрижены. На лицах никаких эмоций.
– Привет, ребята, – хрипло произнес Брейн, стараясь не показывать, что его мучит боль от тугих наручников. Накануне их на нем застегнули потуже.
– Выходи.
– Куда? – спросил Брейн, пытаясь по глазам тюремщиков определить, что его ожидает. Однако те были непроницаемы, словно каменные изваяния. Никакого хамства, ухмылок, переглядок.
Брейн поднялся и вышел в коридор, где остановился, дожидаясь команды, и ему сказали:
– Вперед.
Его повели по прежнему маршруту, довольно запутанному, но он его помнил.
Пока шли, конвоиры не проронили ни слова, а когда дошли до двери допросной, Брейн повернулся к одному из них и сказал:
– У меня наручники перетянуты, нельзя ли чуть ослабить?
Конвоир взглянул на его запястья, вставил ключ и ослабил зажим на пару зубцов.
– Вот спасибо, – поблагодарил Брей и вздохнул. Дверь открылась, и его завели в знакомое помещение.
Никаких следов от крови Лили здесь, разумеется, уже не было. Она стерла их сама, едва его увели.
Брейна посадили на знакомый стул, и он подумал, что часть его плана сработала – его решили допросить дополнительно, вместо того чтобы закопать. У него сложилось впечатление, что военная разведка очень спешила и торопилась избавиться от арестованных, пока они не превратились в свидетелей. Эта порочная практика применялась только в диких местах колониальных планет, вроде Галилео. Для торжества беззакония здесь был идеальный правовой климат.
Во-первых, компания, она здесь диктовала и порядок, и право, и суд. А уж когда поверх этого накладывались действия спецслужб, порядки любого феодального правления казались вершиной правовой защищенности.
Пока Брейн размышлял о правах человека в обстановке тотального господства добывающих компаний, к воротам сортировочного хаба речного порта подъехали три черных внедорожника с затемненными стеклами.
Из них никто не выходил, и часовые были вынуждены доложить начальству. Тогда к непрошеным гостям прибыла дюжина бойцов в тяжелой броне, и к ним вышел человек из первого внедорожника. Он показал какие-то документы, и часовые снова стали связываться с начальством, а начальство, решив перестраховаться, связалось с еще более высоким начальством.
Тянуть время дольше было неприлично, и ворота открылись. Внедорожники заехали на территорию хаба, который являлся тайной базой военной разведки. О чем, разумеется, было известно всем заинтересованным сторонам.
Из среднего автомобиля вышел человек в гражданском и в сопровождении местного офицера зашел в здание администрации. Остальные остались ждать в машинах.
47
Офицер сопроводил гостя на второй этаж к двери без таблички и, остановившись у стены, сказал:
– Вам сюда, сэр.
– Благодарю, капитан, – сказал гость и вошел внутрь, где был встречен секретаршей гренадерского роста в плиссированной юбке, не стеснявшей движений.
– Добрый день, мистер…
– Мартин Вильямс, – подсказал гость.
– Да, именно так. Прошу вас, мистер Вильямс, директор примет вас.
– Благодарю вас, мисс, – учтиво произнес гость и вошел в следующую дверь, где его дожидались сумрачный господин и его помощник с кислой физиономией.
– Вы Вильямс?
– А вы Торнтон?
– Присаживайтесь, – сказал Торнтон, не отвечая на вопрос и указывая на один из стульев.
Вильямс сел.
– Может быть, вы хотите, чтобы я предъявил принесенные документы? – спросил он.
– Э-э… Нет, – отмахнулся хозяин кабинета. – Мы уже связались со штабом, оттуда связались с вашим штабом, и все утрясли.
– Это упрощает дело, я прав?
– И прав, и не прав, – вздохнул хозяин кабинета и коротко взглянул на своего помощника.
– Мистер Торнтон, я бы хотел, чтобы, пока мы тут разговариваем, этих арестованных там не потеряли, хорошо?
Торнтон посопел и с неохотой согласился.
– Да, я уже дал такое распоряжение. Мы остановили все процедуры расследования.
«Процедуры расследования», – мысленно повторил Вильямс и кивнул.
– Тут вот какое дело, они нам еще нужны. Мы не закончили свое дело, поэтому…
– Мистер Торнтон, мы уже знаем, что у вас соскочила секретная программа, и со своей стороны выражаем готовность поделиться информацией, а также вернуть вам арестованных, если потребуются дополнительные допросы.