Игра без правил
Шрифт:
— А много ли знает шестерка? — рассмеялся заливисто Блан, надавил на эфес шпаги, пленник взвыл от боли, — можно я его прикончу, мессир?
Блан намеренно подыгрывал барону, зная, как дорога красноглазому жизнь.
— Убить всегда успеем, Блан, — Фарамонд метнул в пленного острый взгляд, — Докажи мне падший альв, что я не зря оставил тебе жизнь.
— Да, барон, — отрешенно ответил пленный, — спрашивайте и я докажу вам свою полезность.
Фарамонд видел, с каким трудом далось альфарцу согласие. Переступить через гордость — подвиг для его народа, или может падение? Еще одно доказательство того, как обременяет длинная жизнь, забываешь о чести, целях.
— Зачем герцог послал тебя, альфар- сурово спросил Фарамонд.
Пленный напряженно сглотнул, ответил с усилием:
— Убить вас, барон.
— Меня?! — на лице Фарамонда заиграла улыбка. — Вы слышали, друзья? Этот самонадеянный мальчишка хотел убить меня, Фарамонда. Да известно ли тебе, что дав согласие на такое, ты подписал себе смертный приговор.
— Да, — ответил угрюмо пленник, — но у меня не было выбора, барон. У герцога моя жена…
— Выбор есть всегда, — хмыкнул Ив, в глазах блеснула сталь — мне ли не знать. Ты сдохнешь тут, а твоя баба там. Вот и все. А мог отказаться и сдохнуть сразу.
— И ты действительно считал, я окажусь милостивей старого смутьяна? — Фарамонд с яростным недоумением воззрился на альфара. Тот поспешно отвел взгляд, не сказал ни слова, только запылали во тьме серебряные волосы да глаза вдруг засветились алым, как у нетопыря.
— Зря, зря ты так считал. Я еще хуже чем он, — В глазах Фарамонда полыхнули алчные огоньки, — На много хуже.
Лицо пленника перекосило от бессильного гнева: глаза мечут искры, губы дрожат, тонкий нос сморщился. Отчаянье и злость на самого себя накрыли темной волной. Будь он свободен, набросился бы на Фарамонда как зверь, впился зубами в горло, а так лишь отчаянно дернулся. Блан тут же ударил его сапогом в лицо, придавил шпагой к полу:
— Не дергайся, щенок, мессир еще не закончил.
Из разбитого носа и губ на грудь брызнула кровь. Альфарец завалился на спину, руки потянулись к лицу. Блана возня пленного лишь разозлила. Баронет оскалился, желваки заходили тяжелые, а в глазах разгорелось пламя. Размахнулся сильно, вложился в удар всем телом. Остроносый сапог с хрустом впился под ребра, с криком альфар отлетел обратно к стене.
— Не дергайся, я сказал, — прошипел злобно Блан.
Разговор становился все нелепей и неинтересней. «А ведь я сам начал», Фарамонд недовольно покачал головой, поспешил вернуться к главному:
— Вас двое или есть еще?
— Трое, — прошептал окровавленными губами пленник, — барон сохраните мне жизнь, и, клянусь, я спасу вас от смерти.
— Ты много хочешь, но пока что ничего не предложил в замен, мой друг, — развел руками Фарамонд. Рукава колета потянулись, обнажая браслеты, изукрашенные витиеватыми рунами. Таинственные знаки блеснули холодным предостерегающим огнем.
— Третий, вы знаете его, барон, — с неохотой проговорил он. Жар охватил его, сердце застучало чаще — Дордаор, мастер клинка. Герцог нанял лучшего убийцу специально чтобы убрать вас, а меня и того бедолагу послали для того чтобы ранить или ослабить. Убить, если повезет.
Ив всегда тяжело переносил подобные переговоры, предпочитал пытки, бесполезным дискуссиям. Если враг молчит, надо ему сделать очень больно — сразу все выложит. Боль развязывает языки, а не уговоры. Чего они с ним цацкаются, — негодовал Ив, потирая здоровенные кулаки.
— Дайте его мне, мессир, я одной левой из него правду выдавлю.
Фарамонд и ухом не повел, взгляд заострился, лицо приобрело каменное выражение. Произнес сухо:
— Я тебя не верю, щенок. Герцог заметил наш переход и мог убить нас тогда. Или ты скажешь правду, или Ив свернет тебе шею как и твоему напарнику. Это твой последний шанс.
— Клянусь, матерью ночи, все что я сказал — правда! — выпалил перепуганный пленник, выкатил глаза — У него на мече две змеи обвившие череп. И браслеты на руках, точно как у вас! Он прибыл в замок вчера, на закате.
«Конечно, — осенило Фарамонда, — старик хочет завладеть пластиной, убей он меня тогда, и бесценный артефакт окажется между мирами. А оттуда ох как непросто достать».
Фарамонд призадумался, окинул взглядом тесную камеру. Каменные стены поросли плесенью и бледным мхом. На стене в оковах висит полуистлевший скелет, рядом, среди костей, валяются ржавые гвозди. Наверняка выпали после того как труп сопрел. На противоположной стене виднеется округлый проем, перегороженный железными прутьями решетки. На полу и стенах многочисленные следы от ударов, камень сколот, кое-где видны следы зубила. Наверняка палачи вбивали колья в тела пленников, а может, несчастные в отчаянье кандалами долбили стену?
Дордаор, как и все альфары, умеет сливаться с темнотой, а удар у негодяя быстрый, даже Блану с ним не тягаться, куда уж мне, Фарамонд закусил верхнюю губу, между бровями пролегла широкая складка.
— Если не предашь меня, я дам свободу тебе и жене, — вскинув бровь, сказал Фарамонд. Вы мне не нужны.
— Что потребуется взамен? — осторожно спросил пленник, облизал разбитые губы. Кровь крупными каплями срывалась с острого подбородка на грудь.
— Ритуал крови, мой длинноухий друг, ритуал крови…, - вкрадчиво произнес Фарамонд, во взгляде возник хищный блеск. Альфарца передернуло так, будто стеганули плетью по глазам…
Ветер развевает длинные седые волосы, рубин в короне горит холодным огнем войны и страдания, по многочисленным граням камня пробегают алые сполохи света. Герцог от избытка сил и радости громко и страшно рассмеялся. Точно от землетрясения содрогнулись стены твердыни за спиной, огромная каменная глыба сорвалась с утеса вниз, в пропасть. Хозяин замка, как заметил Дордаор, смотрел вниз с утеса с триумфом и ликованием. Еще вчера старик выглядел как сухая тощая ветвь, терзаемая ветрами, а сегодня расправил крылья, налился грозной, гремящей силой. От худой широкоплечей фигуры веет холодом смерти, словно не человек, а могильный обелиск возвышается на краю бездны. Взгляд герцога стал проницательней, в нем читается нетерпение и жажда, желание высвободить ту силу, что накопилась за многие века сумеречной жизни.
— Пришло время, Дордаор, — сказал Бриан де Рец, воздел руки к ночному небу. — Пришло время испить чашу до дна!
Высокий темноволосый альфар сдержано кивнул. На лице не дрогнул ни один мускул, точно не лицо, а мраморная маска. Большие, раскосые глаза, как и рубин в короне герцога — алые и холодные. Взгляд Дордаора казался безразличным и отстраненным. Тонкие аристократические губы, нос, вытянутый овал лица выдавали в нем представителя знати. Удивительно, что знатный альфарец посвятил свою жизнь такому ремеслу. Еще более удивительно — наемному. Все из его народа известные индивидуалисты. Ни один не согласится работать по найму, а тем более мастер клинка.