Игра для героев
Шрифт:
– Понятно...
Я пристроил побольше подушек со стульев на полу рядом с Фитцджеральдом и прилег. Снаружи завывал ветер, злобно барабанил дождь в иллюминатор. Внутри же было тихо и мирно, и вдруг я почувствовал смертельную усталость, закрыл глаза, намереваясь дать им передохнуть, и незаметно погрузился в сон.
Пробудился я от тяжкого стона и увидел, что Фитцджеральд пытается сесть. Я не дал ему этого сделать, прижав снова к подушкам; когда он повернулся ко мне, глаза его были полны боли.
– Никогда мне не было так больно!
– Держись, – сказал я. – Сейчас станет легче.
Я вогнал ему еще одну ампулу. Казалось, лекарство подействовало тотчас, и мне было видно, как черты его лица разгладились. Он открыл глаза и пристально взглянул на меня.
– Я тебе здорово не нравился, да?
Я устало протер глаза рукой, снимая сон.
– Какая разница?
– Наверное, да. – Он слегка улыбнулся. – Невозможно всех расположить к себе.
Я взглянул на часы и удивился: было уже два часа тридцать минут ночи.
– Поспи еще, недолго осталось ждать.
Он меня не слушал и заговорил так тихо, что мне пришлось приблизить ухо к его губам, чтобы услышать его слова:
– Я рад, что пошел с вами, Морган... Герои, все ребята – герои. Горжусь, что служил с ними. И ни о чем не жалею...
Он еще что-то говорил, но так неразборчиво, что понять было невозможно. Прошло еще минут пять, и он тихо умер.
Лицо Ольбрихта в свете лампы было мрачным.
– Что теперь?
Я потянулся за сигнальной лампой.
– Хочу попробовать наладить связь с берегом. Надо посмотреть, какая погода.
Дождь перестал, по темно-фиолетовому небу плыла полная луна, и все оно было усеяно яркими холодными звездами. Ветер утих, но небольшой шторм продолжался – море никогда не успокаивается сразу.
Лунный свет позволял видеть на некоторое расстояние, однако остров был погружен во тьму. Ни единого огонька. Я ожидал, что Эзра уже готов выйти за нами, да и на борту «Моргана» был прожектор – и никого...
Я стал непрерывно сигналить лампой, делал это двадцать минут или около того, – просто маячил, не передавая сообщений. Не было необходимости: они и так знали, что мы здесь.
Лишь поняв, что там что-то случилось, я перестал сигналить.
Скалы ушли под воду. Волны громко чмокали в днище нашу «Гордость Гамбурга», и корпус корабля тяжко постанывал от этих прикосновений. Беда вернулась и подступала все ближе.
Было примерно половина четвертого, когда я вскарабкался обратно по палубе, зашел в рулевую рубку и стал рыться в рундуке с сигнальным имуществом. Вода повредила большинство коробок с сигнальными патронами. Мне удалось отыскать четыре штуки, которые не были испорчены, и ракетницу, и я вернулся на палубу. Уровень моря уже был тот же, что и в то время, когда Эзра забрасывал нас с «Оуэна Моргана» через борт на палубу, только теперь вода неуклонно прибывала. Судно задвигалось, корма стала слегка подниматься. Теперь уже палуба не была такой покатой. Я подошел к борту и дал сигнальную ракету. Она медленно опускалась на парашютике и освещала все вокруг в течение полминуты.
Зрелище было ужасающее. По мере того как рос прилив,
Я подождал в темноте, глядя, как заволакивается тучей луна, прислушиваясь к жуткому плеску Мельничного жернова, ощущая, как дрожит под ногами палуба; я точно и безнадежно знал – близок миг, когда прилив подхватит и сбросит судно с рифа, а море поглотит его бесследно.
Я вернулся в бар. Ольбрихт спросил:
– Их нет?
Я отрицательно мотнул головой, и он, проглотив остатки рома из бутылки, вздохнул.
– Смешно, – добавил он, – но я никогда не допускал мысли, что утону вместе с кораблем.
– Мы будем вместе.
– Но можно ведь что-то сделать! Гляньте еще раз. Не могут они бросить нас вот так!
Я знал, что у него на уме, но молча вышел. Звук выстрела – и все кончилось. Для него.
Корабль слегка покачивался с боку на бок и вдруг резко накренился так сильно, что одно кошмарное мгновение я думал, что он перевернется и увлечет с собой меня.
Море бушевало вовсю; прислушиваясь к его рокоту, я вспомнил тот знаменитый случай со мной и Симоной, перед войной, когда прогулочная лодка перевернулась, а Мельничный жернов нас спас. Может, и на этот раз он сделает то же для меня? Надежды в такую погоду мало, однако лучше действовать, чем ждать.
Я вернулся к Фитцджеральду. Мне нужен был его спасательный жилет; два жилета лучше, чем один, – я мог бы отправиться в море с дополнительным запасом плавучести. Мне удалось снять его без особого труда, и я напялил второй жилет поверх своего.
Ольбрихт, упав лицом на стол, так и лежал. На его затылок невозможно было смотреть. Я прошел по наклонному полу и пошарил за стойкой среди бутылок, ища чего-нибудь выпить. Через некоторое время потух фонарь.
Я вернулся на палубу, зажав в руке первую попавшуюся бутылку, и выдернул пробку зубами. Это был дрянной немецкий шнапс, по вкусу похожий на моющее средство. Я встал около борта, глотнул сколько влезло и смотрел, как поднимается вода и бурлит Мельничный жернов. С полбутылки я сумел одолеть, и, когда вышвырнул ее в море, в желудке у меня горело. Ну что ж, на некоторое время спасет от переохлаждения.
Я намеренно оставил на себе всю одежду и теперь, взяв сигнальную лампу, послал короткое сообщение обычным кодом Морзе: «Корабль гибнет. Вынужден спасаться вплавь. Морган».
Я мог бы передать больше, но внутренняя предусмотрительность не позволяла. Эзра со Штейнером и остальные вернулись бы за нами, если бы могли. Не вернулись – значит, что-то помешало.
Радль? Снова Радль. Все здешние неприятности – его рук дело. В этом я был уверен. Я стянул с головы на шею глазную повязку из прорезиненной ткани, перебросил лампу через борт и сам прыгнул вслед за ней.