Игра для иллюзиониста
Шрифт:
Последнее слово было написано неразборчиво. Чернила потекли, и отчетливо было видно только окончание. Я вздохнул от умиления. Девочка пытается писать стихи. Корявые и весьма мрачные, но может быть, она думает, что только такие нравятся мужчинам? Интересно, папа герцог знает о ее увлечении. Папа. Сердце свело от горечи. Надо навестить отца. Хватит бегать от неизбежного. Нам надо объясниться. Обида и любовь никак не могли выяснить кто из них сильнее, все решит разговор с отцом. Чем дольше я не видел его, тем больше понимал, что я могу простить его, но захочет ли он сам получить мое прощение? Ложась спать, я точно знал,
Утром следующего дня, я вышел из Золотого квартала и сразу же окунулся в океан человеческого горя и отчаяния. Количество нищих и попрошаек, по-моему, даже выросло с момента моего ареста и препровождения на дирижабль. Если боги есть, в чем я недавно убедился, то почему они допускают такие злодеяния? Почему одни люди должны страдать, а другие жить в свое удовольствие? Кто мне даст ответ? Не знаю. Может все это в нашей крови? Притеснять тех, кто не может дать отпор, и боги наплевали на нас, зная нашу гнилую сущность? Однажды отец сказал мне: "Дай слабому и угнетённому силу, и он станет самым жестоким тираном".
Проходя мимо дома, где раньше стояла палатка воздушного флота, я невольно остановился. Мой блуждающий взгляд наткнулся на нищего, привалившегося спиной к неровной стене жилища. Примерно в этом месте меня и подстрелил капитан. Мне оставалось буквально пару метров, и я бы успеть нырнуть за угол дома и скрыться от Дамели. Как все-таки причудливо складывается жизнь. Любая мелочь может стать частью чего-то большего. Может быть, мне самому попробовать сотворить такую мелочь?
– Слушай друг, - обратился я к заросшему щетиной нищему.
– Что вам угодно господин?
– прохрипел нищий, оглядев мой дорогой, строгий костюм, и уставившись подобострастным взглядом на лакированные туфли.
– Ты хочешь изменить свою жизнь?
– спросил я его.
– Хочу, ей Богу хочу, - ответил бродяга, с надеждой глядя в глаза.
На вид нищему было лет тридцать пять, но на самом деле он мог быть гораздо моложе. Жизнь на улице кого угодно состарит на десяток другой лет.
– Возьми, - произнес я и бросил собеседнику кошель с золотом. Сто лир.
Я отошел на приличное расстояние и не увидел, как нищий трясущимися руками вытащил из кошелька золото, и как увидевшая это уличная шлюха, мать троих детей, размозжила ему камнем голову. Не зная этого, я шел с глубоким чувством удовлетворения.
Шаг за шагом, и вот вдалеке показался домик отца. С каждым пройденным метром уверенность покидала меня. Что он скажет, увидев меня? Как отреагирует на сына-дезертира? Ведь будь он на моем месте, он обязательно вернулся бы в воздушный флот, чтобы искупить свою вину. Я на пару секунд остановился напротив двери отцовского дома, одернул костюм, скинул иллюзию и вошел внутрь.
Представшее передо мной зрелище заставило сердце болезненно сжаться. Труп отца с какой-то умиротворённостью лежал на кровати. Его глаза были открыты, на устах играла загадочная улыбка.
Бурое пятно на подушке, пулевое отверстие в виске и зажатый в руке револьвер. Это все что я запомнил, перед тем как слезы обжигающими ручьями брызнули из глаз. Волна горечи и печали захлестнула мой разум. Я с дикими криками бросился к трупу отца. Опустившись возле него на колени, я причитал как умалишённый. Он не был образцовым отцом, он не дарил мне ежесекундно свою любовь, он не вытирал
Обреченно шлепая дрожащими губами, я шептал:
– Почему? Почему ты это сделал?
Последний гвардеец свергнутого короля оборвал свою жизнь. Его труп лежал среди мрачных трущоб, наполненных болью и страданием. Я вспомнил силуэт, посланца короля Райфрана, застывший на пороге нашей лачуги. Если бы не гордость отца, то его жизнь могла бы закончиться иначе. Случайно бросив затуманенный взгляд на стол, я обнаружил, стоящую там покрытую сажей кружку. "Грезы" - мгновенно пронеслось в голове. Когда-то эта самая кружка вызывала у меня лишь весёлую улыбку на устах. Я воскресил в памяти воспоминание, когда отец случайно пролил на спавшего под столом Галана, воду из этой кружки. Тогда он впервые серьёзно поговорил со старшим сыном о его лексиконе. Смерть матери, свержение короля, жизнь в трущобах - все эти события тяжелым камнем довлели над ним, но он пытался нас воспитывать в меру своих, подточенных жестокой судьбой, сил.
Постепенно слезы высохли. Мозг начал подстраиваться под изменившуюся реальность и выдал первую прагматичную мысль. Наверное, отец захотел бы, что бы его похоронили рядом с матерью. В этот момент я впервые серьезно задумался о хрупкости бытия. О том, что все наши цели, желания, помыслы могут быть перечеркнуты всего лишь одной мыслью возникшей в одурманенной наркотиками голове.
Спустя час я поднялся с пола и вышел на улицу. Она показалась мне еще более мрачной, чем обычно, даже полуденное солнце не могло разогнать царящий вокруг сумрак. Подозвав к себе пробегающего мимо оборванного мальчишку, я послал его за похоронной командой. Стоя на улице, я не стал накидывать на себя иллюзию. Я провожу отца в последний путь, как сын, а не как неизвестный парень.
Через некоторое время пришла четверка широкоплечих ребят с мозолистыми руками.
– Звал? То есть звали?
– поправился один из них, не сразу разглядев, во что я одет.
– Да, мой отец умер. Надо проводить его в последний путь как гвардейца короля, - произнес я и протянул собеседнику деньги.
Дальнейшие события запечатлелись в моей памяти обрывками. Толпа людей, сопровождающая гроб с моим отцом. Сухие комья земли, бьющиеся об черную крышку. Могила, навсегда скрывшая от меня отца. Заунывный плач какой-то женщины. Наверно, наемная плакальщица, промелькнуло тогда в моем сознании. Кто-то хлопает меня по плечу и просит пойти домой. Я оборачиваюсь и вижу соседа. Дальше все застилает река вина и образ Сюзали.
Однажды, ночью я рывком пришел в себя и одурманенным хмелем рассудком осознал. Хватит. Отец бы возненавидел меня за это. Пора прекращать этот алкогольный хаос. Наверное, где то с небес он с презрением смотрит на своего младшего сына, который опустился до состояния животного.
Отодвинув с груди обнаженное тело Сюзали, я направился в душ. Облокотившись руками об плитку и чувствуя упругие потоки ледяной воды, я не мог вспомнить, сколько прошло времени со смерти отца. Не вытираясь, я вышел из душа. Ветерок, проникающий сквозь окно, приятно ласкал тело. Я включил свет. Лампочка, недовольно зажужжав, разогнала тьму. Проснулась Сюзали.