Игра двенадцати зверей
Шрифт:
На долю секунды он и горилла образовали рычащий и визжащий шар. Потом разошлись в стороны. На арену упали первые капли крови – у гориллы ощутимо кровило предплечье. Питбуль облизывал клыки.
Обычно во время поединков толпа подбадривает участников. Драку окружает живая стена звуков: по реакции зрителей можно даже определить ход схватки. Рокия часто была зрителем на таких мероприятиях, несмотря на запрет отца. Но теперь зрители молчали. И эта застывшая немая толпа в черных балахонах пугала Рокию куда больше, чем происходившее на арене.
Питбуль не успел остановиться, как горилла по какому-то волшебству оказалась у него за спиной. В следующее
Рокия разочарованно опустила голову; на ее взгляд, поединок завершился слишком быстро. Но она ошиблась – это был еще не конец. Горилла вплотную прижался к питбулю, и чуть ослабил хватку, позволяя противнику остаться в сознании. Потом хитрым приемом схватил его за голову, и зафиксировал так, что любое движение пса могло привести к перелому шейных позвонков. После этого горилла начал ритмично елозить по спине противника всем телом. Рокия не сразу поняла, что наблюдает за изнасилованием. Питбуль пытался сопротивляться, громко рычал, но хватка обезьяны была неумолима. Ритмичные движения продолжались, все ускоряясь. Наконец, на пике напряжения, в полной тишине, раздался треск ломающихся шейных позвонков. Горилла громко выдохнул, и вышел из поверженного врага.
Но даже это был еще не конец. Обезьян продолжал вращать голову мертвого врага. Потом подключил клыки, перегрызая ему шею. Наконец, голова отделилась от тела. По песку быстро растекалось темное пятно от крови. Горилла поднял трофей за правое купированное ухо над головой, и потряс им. После чего обратил морду к небу, и оглушительно зарычал.
Рокия неотрывно смотрела на оторванную голову. И очень жалела потом, что на арене было достаточно светло, чтобы разглядеть все детали. Голова пса медленно превращалась в человеческую. Это был лысый белый мужчина, с лицом, навеки искаженным страданиями и смертью.
Ее сильно тошнило. К счастью, ела она только в обед, поэтому обошлось без неприятностей. На выходе она чуть не забыла смартфон, но, к счастью, вовремя спохватилась. Такая ошибка вполне могла стоить ей жизни. Она узнала и увидела то, что уже сейчас очень хотела бы забыть навсегда. Рокия хотела назад, в уютный мир, с безобидным колдовством, и перспективами поступления в Сорбонну.
«Значит, страшные сказки из детства – это совсем не сказки», – думала она, возвращаясь к вертолету. С этим фактом нужно было научиться жить.
Она успела до прибытия Сашиного босса. Пилот ни о чем не спрашивал – на удивление умный парень. Не то, что она. В полете они занялись рутинным оральным сексом, и тепло попрощались в аэропорту.
У нее не было иллюзий: Рокия прекрасно понимала, что после этой ночи ее жизнь изменилась необратимо. Но она, к счастью, пока не понимала, насколько сильно.
Форма Обезьяны. Инь
Форма Обезьяны
Стихия: Огонь
Сторона: Инь
Парень должен быть сильным. Мне внушали это с раннего детства. Но когда ты ребенок – у тебя есть хоть какие-то поблажки. Ты можешь заплакать. Конечно, тебе скажут, что мужчины не плачут, и все такое – но никого это особенно не удивит, и по-настоящему тебя никто не осудит. Могут даже пожалеть. Успокоить, погладить по голове и купить пироженку.
Но когда тебе двадцать три, и ты спортсмен с железными мускулами – даже самому себя жалеть как-то неловко.
И все-же в горле весь вечер стоял неприятный колючий комок. Тот самый ребенок, поселившийся где-то внутри взрослого меня, кричал, топал ногами и требовал шоколадку. Я старался не обращать на него внимания. Нужно было сосредоточиться на работе. По-хорошему, в нормальных организациях, есть даже специальные регламенты, запрещающие работать специалистам моего профиля в состоянии сильного эмоционального стресса. По крайней мере, так написано в учебниках. Если честно – сомневаюсь, что где-то в жизни так бывает. Разве что в Японии.
Я два раза проверил люльку, все инструменты, страховочные ремни и карабины. Комок в горле стал поменьше. Ребенок внутри меня увлекся интересными щелкающими штуками, и на время угомонился. Я закрыл глаза, и сделал два глубоких вдоха. Пахло строительной пылью и летом, а еще нагретым за день асфальтом и пряным потом. Ее запах тоже был рядом, он теперь постоянно меня преследовал. Глядя в ее глаза, прохладные как глоток воды из горного родника, я чувствовал, что могу свернуть горы. Работал за десятерых, не зная усталости. Получал отличные премиальные – потому что был лучше всех в бригаде.
Она говорила, что мы красиво смотримся, снимая наше отражение в дорогих витринах для сторис. Подружки отсыпали ей сердечки. Она щелкала ответы, по-детски удерживая смартфон двумя руками, и улыбалась. Ямочки в уголках ее рта заводили меня с пол-оборота. Приходилось даже останавливаться посреди улицы, и делать вид, что меня очень заинтересовала витрина с какими-то жуткими куклами, изображающими сценку из жизни викторианской Англии. Кажется, там продавали чай.
Мы делали это, закрывшись в кабинке женского туалета в ЦУМе, не в силах дотерпеть до квартиры. Старались не шуметь – но в момент сброса напряжения она все равно стонала. Меня это заводило. Мне хотелось, чтобы нас кто-то услышал. Мы делали это глубокой ночью, под мостом в Нескучном саду. Мы делали это в парке Музеон, возле гротескных скульптур, удивленно глядящих на наши блестящие в лунном свете тела. Как-то мы летели в Сочи, в полупустом самолете. Кроме нас в ряду не было других пассажиров. Сразу после завтрака, когда расторопные стюардессы собрали подносы, она достала мой член из тесных джинсов, и забавлялась с ним, как с игрушкой. Когда по проходу кто-то шел в хвост самолета, в туалет, она прятала мой ствол под рубашкой, и мило улыбалась. Пассажиры округляли глаза, краснели и отводили взгляд – рубашка очень сильно оттопыривалась.
Это была подлинная страсть, и настоящее чувство. За близостью тел, за запахом, от которого сходишь с ума – следовала близость душ. Мы читали одни и те же книги, смотрели одни фильмы, слушали одну музыку. Я твердо поверил в будущее, где нас ждал большой просторный дом, и как минимум трое детенышей…
Дети. Теперь я понимаю, что это был первый звоночек. Как-то вечером, после бокала шампанского, она заявила, что не хочет детей. Не видит в них смысла. Жить нужно для себя, жизнь одна, глупо ее разменивать на жертвенность, не понятно во имя кого. «Маленькая она еще, – подумал тогда я, – нужно время, чтобы она поняла – как это здорово».