Игра киллера
Шрифт:
– Я говорил м-м-м-маме, что ты настоящий Бэтмен, я говорил, но она не поверила. Теперь я точно знаю! Т-только н-настоящий Бэтмен м-м-м-мог так ус-с-скользнуть от плохих людей! Эт-то ты! Ты н-н-настоящий Б-бэтмен!
12
Джефферсон Лайл выполнил половину своей утренней нормы на гребном тренажере, когда по интеркому раздался голос секретарши:
– Мистер Лайл?
– В чем дело, Мелани?
Лайл пыхтел и пыхтел, очень недовольный, что его прервали. Безупречно подстриженные под бритву волосы были зачесаны назад, на загаре, полученном от крема «Бока Ратон», выступили бисеринки пота – Лайл был хорошо
– Сэр, я прошу прощения, что вас беспокою, но приехал мистер Окуда для встречи с вами.
Лайл перестал грести.
Окуда?
Лайл не помнил, чтобы назначал на сегодня встречу с Окудой. Уже несколько месяцев он с профессором даже не говорил. Накануне было письмо по электронной почте, и его было вполне достаточно, чтобы продолжать работу. Для встречи определенно не было никакой причины. Что за чертовщина случилась? Что-то неправильно. Так не делается. Есть очень конкретные правила насчет незапланированных встреч. Палата – священное товарищество доверия, а неожиданные встречи не только рискованны, они полностью контрпродуктивны. Палата требует спокойной и разумной осторожности. Лайл повернулся к интеркому.
– Гм, да, ладно, Мелани, – сказал он наконец, замолчал и на минуту задумался. – Проведите его в восточный конференц-зал. Закуски и минеральную воду. Скажите ему, что я приду прямо туда.
Сойдя с тренажера, Лайл растерся полотенцем и оделся.
Несколько минут спустя он шагал по внешнему коридору в кирпичного цвета костюме от Версаче и туфлях от Гуччи за триста долларов. Коридор был сделан в виде пояса орудийной башни из хрома и стекла, охватывающего здание офиса в Вашингтоне. Лайл настоял, чтобы дизайнером была Элизабет Чанг, и даже выдал несколько шелковых лихтенштейнских гобеленов из личной коллекции для украшения офиса. В конце концов не обязан же Лайл только из-за того, что он самый скандально знаменитый левый либерал в стране, жить по-пролетарски.
Лайл подошел к двери восточного конференц-зала и вошел.
В комнате, отделанной дубовыми панелями, ждал профессор Теодор Луис Окуда.
Профессор был не один.
– Джефф, как дела? – Маленький азиат вскочил на ноги и вытер руки салфеткой. Чуть выше пяти футов, с круглым добродушным лицом и глазами, в которых светился ум, Окуда был старшим преподавателем английской литературы в Джорджтауне и одним из основателей Палаты. – Сожалею, что пришлось так на тебя навалиться.
Лайл подошел к профессору и пожал ему руку.
– Не говори глупостей, Тедди. Только не пытайся у меня выиграть в теннис.
– Я с тобой близко к корту не подойду.
– Мудро.
В дальнем конце зала стоял еще один человек, разглядывая залитые солнцем берега Потомака. Помоложе, в костюме от «Брукс Бразерс». Он повернулся и улыбнулся Лайлу.
Окуда показал на него рукой:
– Джефф, это Том Эндрюс из адвокатской фирмы «Уилбер и Майклз» в Чикаго.
Лайл кивнул, подошел к окну и обменялся с Эндрюсом рукопожатием.
За те секунды, пока еще не было ничего сказано, Лайл быстро оценил в уме игроков этой конкретной Игры. Этот молодой индюк был единственным контактом Палаты на Среднем Западе. Другими словами, когда Палата предназначала какого-нибудь фашиствующего экстремиста к ликвидации, именно этот парень занимался контрактом и нес окончательную ответственность за его быстрое и профессиональное выполнение. И Лайл обычно предпочитал держать таких людей на расстоянии вытянутой руки, общаясь с ними посредством стандартных подпольных каналов, но Компания предприняла серьезные усилия, чтобы этот конференц-зал был без подслушивающих устройств. Может быть, единственный такой зал во всем Вашингтоне. Значит, не страшно говорить открыто. А кроме того, Лайл почти наверняка знал, зачем этот юноша сюда пожаловал.
– Присаживайтесь, мистер Эндрюс.
Лайл показал на кресло вишневого дерева.
Человек сел.
– В обычных обстоятельствах, – начал он, – мне бы в голову не пришло лететь сюда и вас беспокоить таким... э-э... нелогичным делом. Но я полагаю, что, услышав всю историю, вы поймете, зачем я здесь.
Лайл ждал.
– Видите ли, ситуация такова, что... тот джентльмен, которого я использую в Чикаго для различных проектов... этот джентльмен оказался в несколько затруднительном положении.
– В затруднительном положении, – повторил Лайл с рассудительным видом. Он уже точно знал, о чем говорит адвокат, но предпочел выслушать весь рассказ.
– Да, именно так, в весьма затруднительном. Видите ли, он принял несколько... скажем, спорное деловое решение, скажем так... и он ищет способ некоторым образом... реструктуризовать свой контракт.
Эндрюс переплел пальцы перед собой, очень тщательно подбирая слова. Эвфемизмы лились рекой, как вино на вакханалии. Адвокат умел лицемерить не хуже пресс-секретаря Пентагона под действием стимуляторов.
– И?.. – спросил Лайл, все еще ожидая кульминации.
– Ну, видите ли, причина того, что я приехал, узнать ваше мнение... Эндрюс искал слова, – ...поскольку, скажем, этот джентльмен недавно пришей ко мне с предложением весьма неожиданным. Даже, я не боюсь этого слова, неортодоксальным.
– Это правильное слово? – спросил Лайл.
Он оглянулся на профессора и увидел, что глаза азиата слегка прищурены, а на губах играет улыбка, будто ему рассказывают анекдот.
– Да, неортодоксальное, – повторил Эндрюс. – Именно так я бы и сказал.
– Мистер Эндрюс, – мягко сказал Лайл. – Эта комната безупречно чистая. Почему бы вам не изложить ваше дело простым английским языком?
На минуту повисла неловкая тишина, а Эндрюс, казалось, что-то рассчитывает в уме.
Потом молодой адвокат рассказал все – состязание, организованное Джо, телефонные звонки – все.
Когда он закончил свой рассказ, Лайл встал из-за стола и подошел к окну. Он стоял и смотрел на цветущие вишни по берегам Потомака. Весна в этом году пришла в Вашингтон под фанфары цвета, симфонией яркой зелени, розового и желтого, и утреннее солнце посверкивало на воде, как на бриллиантовой ленте.
Лайл вздохнул и спросил:
– И теперь он хочет отменить свое маленькое состязание? В этом состоит ситуация, мистер Эндрюс?
Адвокат встал.
– Да, совершенно верно.
Лайл повернулся, посмотрел Эндрюсу в глаза и улыбнулся.
– Мы свяжемся с вами по этому вопросу, Том.
Адвокат удивленно вытаращил глаза.
– Простите?
Лайл продолжал улыбаться.
– Мы свяжемся с вами, Том.
– Но...
– Ждите наших сообщений, – сказал Лайл и направился к двери. – Всего доброго.