Игра магий
Шрифт:
Но лишь на миг. Когда Нашка получила свои ножи и боевую дубинку и потопала через площадь у здания магистрата в темноту, в сторону порта, удаляясь от факела, который трепыхался на ветру, как сырое белье, она уже не сомневалась — она поступила так, как и следовало. И теперь пусть все обернется, как должно выйти… Пусть и представляется сейчас совершенной безнадегой.
6
Корпус «Раската» привычно поскрипывал и заметно кренился. Странный это был крен. Как заметил лежащий на кровати, сделанной для Госпожи в самой большой каюте кораблика, рыцарь Бело-Черного Ордена
Где-то неподалеку раздались недовольные, раздраженные голоса, кто-то выяснял отношения, и определенно не капитан летающего кораблика Виль. Тот обычно говорил фальцетом, едва ли не визжал, хотя остальным птицоидам это представлялось настоящим командным рыком. Резкость и скорость, с какой кто-то ругался, возрастала. Сухром поднялся, медную миску с водой для умывания он нашел на приступочке, где ее оставил верный Датыр. Рядом лежала бритва и брусочек пенного камня. Сухром посмотрел в слишком роскошное для скудной каютки зеркало. Оно и понятно, решил он, зеркало предназначалось Госпоже, а не ему. Хотя — зачем ей? Ведь ее должны обихаживать служанки. Но с другой стороны, Госпожа и их привыкла контролировать, все же она когда-то была женщина, и кто знает, может, эти сугубо женские желания в ней не выветрились даже за все те века, которые она прожила на свете?
Щетина была еще терпимой, но оруженосец Датыр никогда не позволял себе подобных намеков без причины, следовало к нему прислушаться. Поэтому Сухром принялся послушно натирать скулы и щеки скользким и невнятно пахнущим серым бруском какой-то субстанции, в которой иногда попадались песчинки. Да и бритва выглядела не совсем отточенной, надо бы Датыру за это попенять. Впрочем, у Сухрома по стародавнему свойству всех орко-гоблинов на морде растительность произрастала не слишком густо, и с бритьем можно было бы примириться, если бы бритва оказалась острее.
Когда рыцарь вышел на палубу, конфликт был в разгаре. Как понял Сухром из быстрого негромкого объяснения Датыра, генерал Плахт не мог есть солонину, то бишь есть пробовал, но не пошло. Генеральский денщик Несвай решил приготовить что-то другое из того, что им по приказу Виля принес молодой матрос Сурль. Но на крохотном камбузе их кораблика Несваю было тесно, тем более что он по солдатской привычке готовить еду быстро развел чрезмерный огонь, птицоиды откровенно перепугались пожара, и к тому же теперь за кормой «Раската» оставался дымный след, который в этом воздухе был виден издалека…
Оруженосец закончил свой доклад рыцарю словами:
— Ну вот, господин, Виль орет, а Плахт за свое то-то Несвая заступается. В общем, не поладили они.
Сухром пригляделся, за кормой их кораблика тянулась видимая в ясном воздухе грязная полоса. И выходила она из-под брюха летучего кораблика. Раньше такого рыцарь не замечал. Не составляло труда понять, что выводить дым вверх, как в жилищах отродясь делалось, на «Раскате» было необязательно, да и невозможно, потому что сверху нависал
— И что теперь? — поинтересовался рыцарь. Все дело, как он с самого начала подозревал, яйца выеденного не стоило.
— В конце-то концов пламя Несвай пригасил, — отозвался Датыр, чуть ухмыльнувшись, как только долго служившие и хорошие сержанты умеют — сдержанно, почти не дрогнув губами, зато с откровенным удовлетворением.
И почему всегда такие вот существа получают удовольствие от мелких стычек, стал размышлять Сухром. Скорее всего, потому, что очень долго им приходится жить в слишком тесных, а порой и в неприятных компаниях, где на самом деле очень редко происходит хоть что-то действительно интересное. Себя он к любителям разных свар определенно не относил.
«Раскат» летел куда-то к югу, точнее Сухром определить не мог, потому что с высоты их полета вычислить истинную высоту солнца над горизонтом всегда оказывалось затруднительно. И вроде бы очень уж существенной разницы между кораблем и поверхностью земли не было, всего-то считанные сотни саженей, а вот поди ж ты… Из-за этой высоты горизонт уходил вдаль, и на глазок определить положение светила не удавалось настолько, что лучше было не задумываться о времени.
Почему-то было холодно. Может, из-за высоты, на которую они поднялись. Сухром уже знал — чем выше, тем суше и холоднее. Но сейчас-то они шли невысоко, так почему же едва ли не морозец пробирался через одежду и пощипывал свежебритое лицо? Сухром еще разок оглядел всю палубу разом.
Генерал Плахт, по происхождению карлик, сидел на удобно сложенной в подобие креслица плотной кошме и неторопливо кушал что-то ложкой из серебряной мисочки. Оно и понятно, борода карлика была заплетена в три косички, а с таким украшением чрезмерно торопиться не следовало, иначе запросто можно было сделаться неряхой.
Неподалеку от него расположилась Крепа, она подползла, принюхиваясь к еде в миске генерала, поймала взгляд рыцаря, усмехнулась своим грубоватым, но на редкость выразительным лицом и произнесла грудным женственным голосом:
— Не очень-то аппетитная каша у тебя, Плахт, жиденькая на вид. Вот если бы пожевать-попробовать, может, отношение к ней и изменилось бы.
На почти откровенную просьбу Плахт никак не отреагировал. Но откуда-то сбоку, а может, прямо из воздуха, выскочил Несвай, поклонился циклопе, которая возлежала на палубе, потому что не могла в рост выпрямиться под нависающим над палубой баллоном, и отдал свою оловянную миску, в которой, наверное, была его порция той же каши.
Циклопа по-девчоночьи покраснела, пророкотала так, что слышно ее было, наверное, даже в самых отдаленных углах трюма:
— Зачем же, Несвай, не нужно было…
— Сейчас, госпожа Скала, за чистой ложкой сбегаю.
И он действительно как-то на редкость ловко обернулся, притащил не только ложку размером с ладонь рыцаря, но и увесистый кус солонины, который тут же принялся строгать в горячую кашу тонкими ломтиками. Крепа Скала приняла эти услуги и благодарно похлопала денщика по плечу.
— А сухарей мне вовсе не нужно, Несвай. Ты лучше бы ту запеченную тыкву принес, запах от которой ночью казался таким заметным.