Игра на двоих
Шрифт:
– Вердикт присяжных заседателей принят. Суд вынес оправдательный приговор. – важно проговорил судья.
Судья Джексон стукнул молотком. Слушание закончилось, и я вздохнула с облегчением. Но я хочу подойти к нему. Хочу увидеть, как ненависть заполняет его глаза. Глупо. Я проиграла, а Дилан выиграл.
Я оказалась наивной, а он оказался во всем прав. Я чувствую, что меня обвели вокруг пальца и использовали. Просто замечательно. Пусть
Позже я сижу в своей старой спальне, в доме моего детства, ем мороженое и бездумно смотрю в телевизор. Валяясь в кровати, я желаю, чтобы этот день прошёл без чьих-либо напоминаний о нём. Моя спальня совсем не изменилась, то же постельное бельё с цветами, скомканное подо мной, и того же цвета обои на стенах.
Я здесь не была больше двух месяцев.
Сегодня должен был быть самый счастливый день в моей жизни. Но этого не произошло его не посадили.
– Мика? – произносит моя мама Мэгги, стуча в дверь. – Ты в порядке?
– Да, – отвечаю я и киваю, когда она подходит к моей кровати, где я овощем пролежала целый день.
– Бруклин заказывает пиццу, дорогая, хочешь спуститься и поесть?
– Нет, – я отрицательно покачиваю головой.
Я убавляю громкость телевизора и иду в ванную. Я бросаю взгляд в зеркало и понимаю, что выгляжу просто ужасно. Моё лицо выглядит уставшим, под глазами виднеются мешки, а прямые черные волосы зачесаны назад.
На часах почти два часа ночи, когда я слышу поднимающихся наверх маму и сестру. Я уже не сплю, но понимаю, что не могу лежать и обманывать себя, что засну в любой момент. Слыша, что они скрылись дальше по коридору, я спускаюсь вниз, чтобы попить и подумать, какой фильм я хочу посмотреть, когда вернусь в кровать и буду пытаться вылечить бессонницу. Я прохожу на темную кухню, которую освещает только лунный свет, и открываю холодильник, чтобы найти сок.
Проблема в том, что я не хочу не с кем видеться, Лайлой, Кристофером и не хочу, чтобы кто-то видел меня или сочувствовал мне из-за моей жалкой жизни. Но я все равно собираюсь вернуться к истокам своей неудавшейся модельной карьеры в предстоящем году как ни в чём не бывало, когда всё благополучно уляжется.
– Микаэла, ради Бога, если не хочешь начинать одеваться, питаться и жить нормальной жизнью, я позвоню твоему отцу, чтобы он вмешался.
Мы все смеёмся после её слов, даже Бруклин, которая снова погрузилась в чтение своей газеты.
Позже моя мама отвела меня в салон красоты. Мне сделали коррекцию бровей, и мы обе сделали себе маникюр. Она попыталась убедить меня помыть волосы и сделать укладку.
– Ты себя запускаешь, Микаэла, – вздыхает она, когда мы уже покинули салон и наслаждаемся эспрессо в кафе неподалёку. Я не снимаю свои солнечные очки, молясь, чтобы никто не увидел меня и не стал задавать вопросы о Дилане. Я была унижена и не в настроении что-то объяснять.
– Мам, я сейчас не могу на чём-то сосредоточиться. Я опустошена
– У тебя кризис. – говорит мне она с сочувствующей улыбкой. – После того, как мы с твоим папой расстались, у меня его не было. У меня была работа, и мне нужно было заботиться о тебе и Бруклин. Тебе нужно на чём-то сосредоточиться.
– Что же, напомни мне, что у меня нет ничего, ради чего стоило бы жить, почему бы и нет! Никаких детей, никакой работы, на которой можно было бы сосредоточиться, потому что карьера закрыта навечно. Отлично.
– Нет, – она сердито качает головой. – Пожалуйста, Мика, ни один мужчина не стоит этого, и ты можешь со всем справиться. Ты красивая и умная.
– Но я не хочу начинать всё заново, – вздыхаю я. – Я была счастлива, всё было удобно. Я не хочу встречаться с людьми и начинать всё с нуля. Я потеряла свой «хэппи-энд», – шмыгаю я носом.
– Нет, – она склоняется над столом, – Дилан дал тебе шанс его найти.
Я задумываюсь над её словами. Почему кому-то большое счастья? А кому-то боль и горе как мне.
– Ох, милая. Я этого не вынесу. Что случилось с моей девочкой, которая знала, что может заполучить кого угодно? – вздыхает она.
– Кое-кто разбил ей сердце, – шепчу я. Она думает, что я имею в виду Дилана, но Дилан загубил меня окончательно, в то время как моё сердце было разбито задолго до того, как появился он.
Маме удается уговорить меня на укладку в последний момент, но я отказываюсь от стрижки. Она ведет меня в свой салон, к девушке, которая занимается её волосами, Анна.
Мама усаживает меня в кресло, а сама отправляется бродить по местным магазинам.
– Сделай всё, что сможешь, Анна, – вздыхает она. – С ней сложно, она не хочет стричься или краситься.
Анна смотрит на меня.
– Ну, мы можем сделать всё, что вы захотите.
– Вы обе относитесь ко мне как к ребёнку. Я здесь и вас слышу, и мне не нужна стрижка.
И с этими словами я распускаю волосы, которые связаны в пучок на верхушке моей головы. Они выглядят как сухая солома.
– Ох, – непроизвольно вздыхает Анна, а затем понимает свою ошибку.
Моя мама ушла, и я смотрю на отражение Анны в зеркале.
– Делайте, что хотите, – я закатываю глаза, – если это поможет мне ненадолго избавиться от внимания мамы.
– Отлично, – улыбается она. – Я принесу палитру красок.
Два часа спустя я покидаю салон немного более освежённой. Мне удалось не расплакаться, пока я была там, и я была рада бессмысленной болтовне, которая окружала меня. Анна перекрасила мне мои волосы с помощью фольги, и они стали светлее моего привычного цвета.
Потом сделала мне чёлку и постригла волосы под боб-каре, немного завив их на концах, чтобы придать причёске эффект. Я была довольна. Я выглядела лучше, и мои волосы снова были гладкими и красивыми. Когда она сняла с меня накидку, я посмотрела на себя в зеркало. Я снова выглядела как человек, даже лучше, и я увидела в зеркале настоящую улыбку, которую не видела долгое время.