Игра на своем поле
Шрифт:
– Всего-навсего… – рассеянно повторил Чарльз.
В дверь постучали, Блент отворил ее, и появились его родители.
Все поздоровались. Блент вел себя сдержанно, но было заметно, что он нервничает. Он несколько раз предложил родителям спуститься вниз и подождать его там пять минут.
– Я приду, как только освобожусь, – пообещал он.
Отец, который и сейчас наверняка пил не кофе, сказал:
– Я хочу сообщить тебе, Рей, что мы с мамой решили опять жить вместе. Мы гордимся тобой, сынок. Сегодня…
– Ладно, об этом после, – прервала его мать, бросив вагляд на Чарльза. – Рею нужно поговорить
– Вот и отлично, – сказал Блент, когда родители ушли, – они уже третий раз сходятся!
Очевидно, стук двери заставил кого-то решить, что все посетители ушли, ибо в ту же минуту распахнулась дверь спальни. Закутанная в большой, не по росту, халат, на пороге стояла Лили. Увидев Чарльза, она невольно подалась назад, но поняв, что спасаться бегством поздно, решительно вошла в комнату.
– О боже! – сказала она; у нее хватило такта не улыбнуться.
Растерянный Блент, видимо, вспомнил, как в таких случаях поступают герои кинофильмов.
– Вы, кажется, знакомы, – сказал он, краснея то ли от гордости, то ли от смущения, а может быть, от того и другого. – Надеюсь, сэр, вы не осудите меня за присутствие женщины в моей холостяцкой обители. Я знаю, что это против правил, но мы с мисс Сэйр намерены обвенчаться.
Чарльз вдруг как-то странно хохотнул, и звук собственного голоса еще несколько секунд отдавался у него в ушах. Потом Чарльз стремительно бросился вон из комнаты, хлопнул дверью, сбежал по лестнице вниз и только на улице заметил, что бережно держит в обеих руках конверт с деньгами, как держат обычно молитвенник.
3
В город, в ресторан Гардиньери, Чарльз пошел пешком, решив, что дойти быстрее, чем вызывать такси с заправочной станции по телефону. Явился он туда весь взмокший, взъерошенный и бледный. Гардиньери, заподозрив, что Чарльз пьян, увел его на всякий случай от стойки бара – там толпились представители обоих колледжей, которые уже начали с любопытством на него поглядывать, – в свой кабинет и тут рискнул налить ему и себе по большой рюмке виски.
– Кто-то тут натворил дел, – сказал Чарльз, возбужденно помахав конвертом, – Я ничего не понимаю, вы должны мне это объяснить. – Он швырнул на стол конверт, и оттуда посыпались банкноты. – Честность и благородство – наш рыцарский девиз! – Он глотнул виски и вытер губы. – До чего же я устал!
– Успокойтесь, профессор, – сказал Гардиньери. – Я понимаю, вы раздражены, но успокойтесь, необъяснимого ничего нет.
– Когда-то я тоже так думал, – рассеянно ответил Чарльз.
– Я старался сделать так, чтобы оградить и вас, и колледж, и себя, конечно, от неприятностей. Я всегда был другом колледжа, профессор Осмэн, это всем известно.
– Никто этого не отрицает, – пробормотал Чарльз.
– Игра на деньги шла всегда, – внушительно заявил Гардиньери, – а когда игра идет на деньги, неизбежна нечестность. И ни один профессор не в силах этого изменить. Так заведено, так и будет.
– В общем я могу допустить, что вы правы, – начал было Чарльз, но Гардиньери перебил его:
– Я хотел избавить вас от неприятностей, профессор Осмэн. Вы мне всегда были симпатичны. Я считал, что вы очень умный молодой человек, наверно, хорошо знаете предмет, который преподаете, но немного наивный, как бы это сказать, слишком доверчивый по части жизненных дел. И мне пришлось отключить вас от сети, как говорят электрики, чтобы вы не наделали бед.
– Не понимаю, о чем вы говорите?
– Вы будете недовольны, когда узнаете, – сказал Гардиньери, – и я не смею вас за это осуждать. Но я тоже всегда стараюсь быть честным, профессор, в моем деле это необходимо. Тут честность даже важнее ума. Поэтому я вам все расскажу как есть, а уж там сами смотрите. У вас вчера было свидание не с темным дельцом, профессор. Макс – уборщик у меня в ресторане. Я боялся,, что вы его узнаете, но другого свободного человека вчера вечером не было, и я подумал: посетители вряд ли обращают внимание на тех, кто убирает посуду со стола. И точно – вы Макса не запомнили. Погодите, сердиться нечего, он же вам ничего не обещал, правда?
– Нет, – согласился Чарльз.
– Посмел бы только! – веско сказал Гардиньери. – Я его предупредил. Я решил так: подержим деньги до конца матча…
– Чуть не забыл, я же вам должен пять долларов. Возьмите их отсюда. – Чарльз показал на конверт.
– Да что вы, профессор! Вы же никак не могли выиграть! Я вам говорил: не ставьте денег на нашу команду. Исход этого матча был предрешен.
– Как так? Я же отдал обратно пятьсот долларов!
– Делец из вас неважный, профессор, – сказал Гардиньери. – Неужели вы думаете, что эта шайка надеялась только на одного игрока? Хорошенькое дело! А вдруг он бы заболел, или проштрафился, или раскаялся, как ваш молодчик? Уж подкупать так подкупать всех, и тогда назад нет ходу. Во всяком случае, защитники – народ ненадежный: вечно нервничают, строят из себя героев. Куда больше пользы от нападающих – эти незаметно делают, что надо, и не такие они идеалисты. Поняли меня? Когда это невероятное открытие дошло до сознания Чарльза, он вдруг хихикнул и кивком дал понять, что все теперь ясно.
– Так что, если бы вы даже вернули эти деньги, положение бы не изменилось, разве только в том, что навлекло бы на меня недовольство очень опасных людей, а это было бы вредно для моего дела, не говоря уже о моей шее…
Гардиньери улыбнулся и, положив деньги обратно в конверт, подвинул его к Чарльзу.
– И вы немного заработали, профессор, что ж тут страшного? Эти мошенники даже не почувствовали, что у них что-то убыло. Небось так набили себе нынче карманы, что могут столько же швырнуть на чай официанту. И вот… – Он достал из стола другой конверт. – И вот я подумал: чтобы эти пятьсот не пылились, пущу их в оборот. И поставил от вашего имени на другую команду.
Чарльз глядел на него, онемев от изумления. Гардиньери пододвинул к нему и этот конверт.
– Тут тысяча, – продолжал он отеческим тоном, – маленькая компенсация за то, что я вас вроде бы надул. Жаль, что так немного, но уже было поздно и не принимали больших ставок.
Чарльз, наконец, собрался с мыслями и сказал:
– Во всяком случае, выигрыш оставьте себе.
– Обо мне не беспокойтесь, профессор, – возразил Гардиньери. – Л тоже хорошо заработал на этом матче. Давайте сделаем так: я возьму отсюда у вас пятерку, мы пожмем друг другу руки и будем считать, что все в порядке. Идет?