Игра Нептуна

Варгас Фред

– Позже, – произнес Адамберг одними губами. Ветийе кивнул.

– Уверен, у тебя прекрасная память, – продолжал Адамберг. – Расскажи мне, как выглядел тот парень.

– Даже не знаю. Старый, – сказал Ветийе, – но и молодой, живчик. Но старый.

– Как он был одет? Не забыл?

– Как люди, которые шляются ночью с двумя бутылками в карманах и ищут, где поспать. Старый пиджак, шарф, две шапки, натянутые на глаз, толстые перчатки – в общем, все, что нужно, чтобы не отморозить яйца.

– Очки? Борода?

– Без

очков, глаза под шапкой. Бороды тоже не было, но и свежевыбритым его не назовешь. И от него не пахло.

– То есть?

– Я не делю будку с парнями, от которых пахнет. Так бывает, у каждого свое. Я хожу в баню два раза в неделю, не люблю, когда от меня воняет. И я не писаю в домике, где играют дети. Хоть я и пью, но детей уважаю. Они хорошие. Разговаривают с нами, с бродягами, как никто. «А у тебя есть папа? А мама?» Малыши все понимают, пока взрослые не забьют им мозги всяким дерьмом. Вот и я не пачкаю в их домике. Они уважают меня, а я – их.

Адамберг повернулся к охраннику.

– Бригадир, – попросил Адамберг, – не принесете мне стакан воды и две таблетки аспирина? Рана разболелась, – объяснил он, кивнув на свою руку.

Бригадир ушел. Ветийе протянул руку и схватил фляжку. Не прошло и минуты, как дежурный вернулся со стаканчиком и лекарством. Адамбергу пришлось проглотить таблетки.

– Эй, я вспомнил, – сказал Ветийе, указывая на стаканчик. – Тот щедрый парень, у него был такой же. У нас у каждого была своя бутылка. Но он не пил из горлышка. Такая цаца…

– Ты уверен?

– Точно. Я еще сказал себе: этот тип раньше высоко летал. Некоторые ведь падают с самого верха. Девка его бросила, и все, начал пить и скатился вниз. Я так не согласен. Нельзя скатываться вниз только потому, что тебя бросила девка или выгнали с работы. Надо цепляться, черт возьми. А со мной, понимаешь, другое дело, это не потому, что мне силы не хватило. Я сверху не падал, потому что и так был внизу. Тут и остался. Чуешь разницу?

– Конечно. – Адамберг кивнул.

– Заметь, я никого не сужу. Но разница-то есть. Правда, когда Жози меня бросила, я не обрадовался. Но я и раньше пил. Потому она и ушла. Я не могу ее винить, я никого не сужу. Кроме тех толстых задниц, которые мне и монетку не кинут. Тогда, бывает, иду и гажу им под дверь. Но никогда на детской площадке.

– Ты уверен, что он был из богатеньких?

– Да, парень. И сорвался он недавно. Среди нас ты долго со стаканчиком не повыпендриваешься. Месяца три-четыре, а потом все, пьешь из горла, как последний алкаш. Как я. Я вот не пью с теми, от кого воняет, но это другое. У меня просто нюх такой. И я никого не сужу.

– Хочешь сказать, он на улице месяца четыре?

– Ну, я тебе не радар, но на улице он недавно. Наверное, его бросила девка, выгнала из дома, кто знает?

– А вы разговаривали?

– Да так, перемолвились. Мол, вино хорошее. А погода такая, что и собаку жалко во двор выгнать. Обычные вещи.

Ветийе положил руку на свой толстый свитер, туда, где в кармане рубашки лежала бутылка.

– Он долго с тобой оставался?

– Да я за временем не следил.

– Но он ушел? Или спал в будке?

– Не помню. Наверное, я тогда сразу заснул. Или пошел гулять, не знаю.

– А дальше?

Ветийе развел руками и бессильно уронил их на колени.

– А дальше дорога, утро, жандармы.

– Тебе снились сны? Ты что-нибудь видел, ощущал?

Бродяга задумчиво наморщил лоб, поскреб ногтями по драному свитеру. Адамберг снова повернулся к бригадиру:

– Не принесете мою сумку? Я должен кое-что записать.

Ветийе, выйдя из ступора, со змеиной стремительностью вынул фляжку, открыл ее и сделал несколько глотков. Когда жандарм вернулся, сокровище уже вернулось в карман рубашки. Адамберг подивился его ловкости. Человек ко всему приспосабливается, а Ветийе явно умен.

– Кое-что, – вдруг сказал он. Щеки его порозовели. – Мне снилось, что я нашел удобное теплое местечко. И я злился, что не могу от души подрыхнуть.

– Почему?

– Потому что меня тошнило.

– Тебя часто тошнит?

– Никогда.

– А сны о том, что тебе тепло, когда-нибудь раньше снились?

– Слушай, если бы мне такое снилось, я бы жил в Перу.

– У тебя есть шило?

– Нет. Может, мне дал его тот тип. Или я его спер. Почем мне знать? Наверное, я и правда убил бедную девчонку этой штукой. Может, она упала на дороге, а я принял ее за большого медведя, кто знает?

– Ты в это веришь?

– Но отпечатки-то остались. А я был рядом.

– А почему ты оттащил медведя и велосипед в поле?

– Поди разберись, что происходит у алкаша в голове. Я ведь почему убиваюсь – не люблю делать людям плохо. Я и животных-то не трогаю, так с чего бы мне убивать людей? Даже медведей? Вряд ли я боюсь медведей. Говорят, в Канаде их полно. Они по помойкам шарят, как я. Хотел бы я посмотреть, полазить с ними по помойкам.

– Ветийе, если хочешь знать все о медведях… Адамберг наклонился к его уху. – Ничего не говори, ни в чем не признавайся, – прошептал он. – Главное, не говори правду. Тверди, что потерял память. Пообещай мне.

– Эй! – крикнул бригадир. – Простите, комиссар, но с заключенными шептаться запрещено.

– Извините, бригадир. Я ему рассказывал неприличную историю о медведях. У него не так много развлечений.

– Хоть вы и комиссар, но правила есть правила.

Адамберг глазами спросил Ветийе: «Ты понял?»

Тот кивнул. «Обещаешь?» – беззвучно произнес Адамберг. Кивок, прямой взгляд. Этот парень дал ему фляжку, значит, он – друг.

Адамберг поднялся и, выходя из камеры, тронул его рукой за плечо: «Ухожу, рассчитываю на тебя».