Игра по чужим правилам
Шрифт:
– Чего уставилась?
– Хочу и смотрю, – дернула плечом, встала. Чего эта Курбанова к ней докопалась?
– Завидно? Своего парня нет, за чужими бегаешь?
Быстро глянула на Щукина. Он стоял рядом, смотрел в сторону, прижимал к себе рюкзак. Его подозвали, он подошел. Его спросили, он рассказал – куда возил, зачем, что было потом. Про «потом» нафантазировал, конечно, но в целом угадал. О том, что никого нет.
– Для кого чужой, а для кого и ничей.
– Это ты о чем?
– О некоторых, что готовы с земли подбирать. – Что говорит? Кому? Слова сыпались из Иры дождем. –
Лицо Ленки напряглось. Она шевельнула челюстью, словно проверяла сохранность зубов во рту.
– А у тебя жизнь веселая? Оригинальная вся такая со своей придурочной Сергеенко.
Хотелось смеяться. Иру вдруг затрясло от возбуждения. История повторяется. Кто-то ей это уже говорил. Кажется, сестра. А если говорят двое, значит, так и есть.
– Пооригинальней некоторых! – Злые слезы подступили к переносице.
– Ты от Щукина-то чего хочешь?
Громко захлопнул свой ежедневник Парщиков. Лешка кривился. Ему этот разговор не нравился. А о вчерашнем рассказывать Курбановой нравилось? Трепло!
– Пойдем, – попытался прервать разговор Щукин. Но Ленка легко увернулась от его рук.
– А чего пойдем-то? Если ты хочешь с ней остаться – оставайся! Будете вместе сказки придумывать!
Голова стала неожиданно ясной. Ответные реплики подбирались легко. Она ненавидела сейчас Курбанову всем сердцем. Ненавидела за то, что в Ленке, видимо, от рождения была заложена правильная схема, что она могла по ней жить. Ире же ничего такого не выдали. И теперь она шарахается по нехоженым дорогам, обреченная проваливаться в ямы вечных ошибок.
– Не нужно мне твое счастье! Жрите ложками. У Парщикова добавки попроси.
– Что?
Черты лица у Курбановой заострились, кончик носа побелел. Ира пропустила тот момент, когда Ленка кинулась на нее с кулаками. Острая боль в груди и лице заставила увернуться, выставить вперед руки.
– Все в чужие игры играете! Ничего своего! – кричала Ира, пытаясь отпихнуть от себя Ленку. Но Курбановой стало слишком много. Она заполнила собой все вокруг.
– А ты мое не трогай!
Слова были какие-то всё не те. Словно из сериала, кем-то написанные.
– Хо-хо! – пронеслось над головами.
– Девки! Жги!
Радостно заулюлюкал десяток голосов.
Ира зажмурилась, сжавшись. И вдруг стало легко и светло. Все закончилось.
Щукин с Митькой держали Ленку за руки. Веселый Максим хохотал, его кудрявая башка пряталась за плечом высокого Димки. Девчонки охали.
– …азие! – долетело до Иры.
Она осторожно выглянула из-под рук.
– Девочки! Как вы можете! – пылала праведным гневом химичка.
– Дура! – оставила за собой последнее слово Курбанова. – Ты еще пожалеешь! Никто с тобой разговаривать не будет!
И стала продираться сквозь толпу одноклассников к выходу.
Ира медленно встала. Болела спина. На парту она, что ли, упала? Локоть тоже отбила. Воздух из груди выходил с хрипом – Ленка ухитрилась ее здорово ударить. И еще что-то было с лицом, потому что левая часть странно себя ощущала. Как при уколе анестезии у зубного врача. Улыбка сводила мышцы, кривя губы. Хотелось помочь себе руками, чтобы лицо не исказилось в неправильной судороге.
– После уроков классный час! – монументально сообщила химичка и зацокала каблучками на выход.
Народ стал быстро расходиться. Ира отлипла от парты, на которую всю короткую учительскую речь опиралась.
– Чего подрались-то? – поплыл над уходящими вопрос.
– Щукина не поделили, – возник логичный ответ.
– Ой, было бы что делить…
– Позарилась на чужое. И что все за Щукиным бегают?
– Так ей и надо. Ленка еще мало врезала. Если бы у меня уводили парня, я вообще убила бы.
– Она давно нарывалась, все мучила Ленку.
– Так ей и надо.
– Так надо!
– Чего, правда из-за Щукина? – Толпа схлынула, оставив Ходасян, все так же сидящую на своем месте, с восторгом глядящую на Иру.
– Курбанова из-за него. – Лицо нехотя оживало. Ира пощупала себя. Глаза, нос, уши на месте. Остальное пришьем.
– А ты?
– А я просто так.
Странно, но ей и правда, стало легче. Гораздо. Не было больше обиды, болезненных воспоминаний. Понять бы только, что с лицом и что случилось со спиной. Зеркальце выдало оптимистичную картину хорошего синяка. Вот сестра-то обрадуется. Боевые раны – они украшают.
Очень хотелось сбежать. Чувство долга, атавистичным отростком повисшее на душе, не давало это сделать. Самое время было идти к Щукину и просить, чтобы он за нее заступился. В конце концов, не она свару начала.
Но Курбанова мастер выворачивать ситуации в свою пользу.
Так и вышло. На классном часе силы тут же разделились. В классе все стали садиться не как на уроках, а свободно. И вдруг оказалось, что на ряду около окна Ира осталась с Ходасян, которая, еще не разобравшись что к чему, заползла на свое место. Да Митька, пришедший позже всех, обнаружил, что других мест нет, как сесть за парту напротив учительского стола. Перед Ирой.
Ленка многозначительно хмыкала. Девчонки смотрели на Иру с презрением. Ее и так недолюбливали, а тут всем в красках рассказали, какая Лисова плохая, мстит подруге за старые обиды, парня уводит. Конечно, все сплотились против врага. Парней потянуть за собой было делом простым, никто не хочет криков и скандалов, а хочет спокойно списывать домашку и получать подсказки у доски. Им просто приказали, они просто сели, куда было сказано. И вот сейчас вели себя тихо, отводили глаза, мол, прости, так получилось. Зазевавшимся, негромко напоминали: «Зотов, куда пошел?» И Зотов послушно подхватывал сумку и переходил с ряда на ряд. «Липатов, далеко собрался?» И он уже никуда не собирался, только забывчиво спрашивал: «А чего?» – но сам уже клал сумку на парту около стены. Щукин ходил как привязанный. Привычно избегал проблем. Тряпка! Интересно, что Курбанова наплела парням? Пообещала вселенские проблемы? Народу по большому счету плевать. Им просто связываться не хочется. Тише сидишь, дольше проживешь. Закон бабочек. Курбанова включила НЛП и загипнотизировала всех, как Каа бандерлогов. И вышло, что не они против Лисовой, а Ира против них. Они идут правильной дорогой, одноклассница мешает им это делать. Они твердят, что сейчас день, а она доказывает, что ночь, и они не знают, что с этим делать.