Игра престолов по-английски. Эпоха Елизаветы I
Шрифт:
– Вы, видимо, говорите об эпизоде в театре? – спокойно уточнил Хэнкс.
– Вам и это уже известно? Если бы ваши люди также хорошо работали, как доносят вам обо всем, что происходит в домах уважаемых джентльменов, то не позволили бы злоумышленникам оскорбить его величество, – ехидно заметил сэр Джеймс.
– Доносить – тоже входит в их обязанности, – пояснил Хэнкс, по-прежнему сохраняя полное спокойствие.
– Возможно. Но все-таки их основная обязанность это охранять и защищать его величество, поэтому случай в театре может быть прямо поставлен им в вину, – и вам, естественно, как их непосредственному руководителю. Король ждет ваших объяснений, мастер Хэнкс. Сам он не хочет вас видеть, и поручил мне выслушать вас, – сэр Джеймс надменно выпрямился
– Уважая волю его величества, я с тем и приехал в ваш дом, чтобы дать разъяснения по поводу сегодняшнего происшествия, – склонил голову Хэнкс.
– Что? Вы и про поручение короля уже знаете? Поразительно! Вам известно про все… – сэр Джеймс сделал паузу – Кроме того, что вам надлежало бы знать. Итак, я вас слушаю, мастер Хэнкс. Каковы ваши оправдания?
– Пусть его величество решит – оправданием или разъяснением можно назвать то, что я скажу. Впрочем, не смею дольше занимать ваше внимание ненужными словопрениями, господин лорд-канцлер, и перехожу к сути дела, – взгляд Хэнкса вдруг потяжелел и сэр Джеймс как-то сразу обмяк и съежился в своем кресле. – Вы спрашивали, почему меня не было в городе во время инцидента в театре? На то есть две взаимосвязанные причины. Первая – я был занят раскрытием заговора, настоящего заговора, заметьте эти слова. Некий монах Бенедиктус, доверенное лицо нашей бывшей королевы, пытался поднять на выступление крестьян из земель крупного аббатства в окрестностях Лондона. Земли этого аббатства согласно указу короля переходят под власть государя, да и само оно скоро будет закрыто. Недовольные монахи подняли крестьян, в свою очередь недовольных потерей своих земельных наделов. Мятеж был хорошо организован и спланирован, за ним чувствовалась чья-то сильная воля и незаурядный ум. К счастью, нам удалось предотвратить бунт. Не буду вдаваться в ненужные, утомительные для вас подробности, но отмечу, что Бенедиктус, арестованный нами, был связан со многими влиятельными людьми за границей, желающими ослабления нашего государства и даже свержения его величества, нашего короля.
Теперь о второй причине. Вы упрекаете меня в том, что я, уехав из столицы, оставил королевскую особу без надлежащей охраны? Это неправда. Короля охраняли самым тщательным образом: мои люди неотступно, хотя и незаметно следовали за ним. Его величеству ровно ничего не угрожало; тем более что злоумышленники, дерзнувшие на оскорбление государя в театре, были нам хорошо известны, и как я убедился, совершенно не опасны для короля.
– Я не понимаю вас, – перебил его сэр Джеймс. – Вы, что же, знали о готовящемся преступлении?
– Вы правильно меня поняли, милорд. Я знал о нем, – кивнул Хэнкс.
– И вы не предотвратили его? – сэр Джеймс даже встал с кресла.
– Не только не предотвратил, но создал все условия, чтобы происшествие в театре смогло случиться, – ответил Хэнкс, сохраняя все тот же тон.
– Вы, должно быть, шутите, мастер Хэнкс! – воскликнул сэр Джеймс. – Но если это правда, вы – соучастник преступления, и вас следует немедленно заключить под стражу за оскорбление королевского величества!
– Не торопитесь, господин лорд-канцлер, дослушайте меня до конца. Те люди, которые нарисовали картинки, порочащие государя, а потом разбросали их во время театрального представления, уже находятся в тюрьме. Да, Бог с ними, они просто безобидные идеалисты, решившиеся на такой шаг от собственной беспомощности! Важно другое: в результате их отчаянного поступка мы получили возможность разом покончить с недовольством политикой короля. Проследите за сплетением получившейся цепочки: заговор Бенедиктуса, возможность мятежа, попытка дискредитации королевской власти, – а за этим стоят внутренние и внешние враги нашего государства. Опасность велика, и мы вправе прибегнуть к самым жестким и решительным мерам. Оскорбление короля вызовет гнев и возмущение всех его добрых подданных, которые, безусловно, с пониманием встретят законное возмездие, постигнувшее врагов его величества и нашего государства… Достаточно ли ясно я сказал? Так кто же я, по-вашему, соучастник преступления или верный слуга короля? – Хэнкс смотрел на сэра Джеймса.
– Однако вы должны были предупредить его величество, – смутившись, пробормотал сэр Джеймс.
– Я бы это сделал, если бы был уверен, что государь сможет сдержать себя и не отменит представление в театре.
– Хорошо, я передам ваши объяснения его величеству, – неприязненно проговорил сэр Джеймс. – Но за вами есть еще одна провинность: король просил вам напомнить, что вы до сих пор не собрали обвинения против сэра Томаса. Его величество требует, чтобы сэр Томас в ближайшие дни предстал перед судом.
Лицо мастера Хэнкса стало угрюмым.
– Скажите государю, что его приказ будет исполнен. Сейчас сэра Томаса легко можно будет обвинить в связях с заговорщиками, – сказал он. – А что, милорд, ловко у вас получилось с леди Энни, не так ли? – вдруг после паузы спросил Хэнкс, с презрением посмотрев на лорд-канцлера.
– Да как вы смеете? – побледнел от возмущения сэр Джеймс.
Хэнкс опустился в кресло напротив него и продолжал:
– Я говорю, что ваши друзья очень ловко, и главное, в нужный момент подсунули королю эту молоденькую леди. Признайтесь мне по совести, сэр Джеймс, я никому не расскажу, у кого возник такой замечательный план: у вас или у ваших покровителей за пределами нашего королевства?
– Вы забываетесь, Хэнкс! – с ужасом закричал лорд-канцлер.
– Т-с-с! Не нужно кричать, еще подслушает кто-нибудь, – сказал Хэнкс. – Можно ли поверить, что столь значительные реформы, которые вы проводите сейчас, не были подготовлены заранее? А деньги, которые вы получаете в результате их проведения? Огромные суммы! Трудно представить, что ими будете распоряжаться только вы и ваши приятели из окружения сэра Арчибальда.
– Ну, знаете! – выдавил сэр Джеймс, потерявшись от негодования.
– Знаю, сэр, знаю. Я всегда знаю то, о чем говорю, – Хэнкс распустил верхние шнурки камзола и достал из-за пазухи маленький плотный листок пергамента, весь испещренный записями. – Ваш Особый Комитет официально еще не существует, но вам уже удалось продать с молотка имения четырех монастырей и земли тридцати трех крестьянских общин; вы и ваши приятели получили патент на открытие восьми финансовых контор и тринадцати мануфактур, причем, шесть контор и девять мануфактур уже действовали к моменту получения разрешения на их открытие. В прошлом месяце вы сумели перевести на свое имя серебряный рудник, принадлежавший казне, а поскольку закон запрещает отдавать серебряные копи в частные руки, то эта сделка была оформлена как продажа месторождения глины. Почти одновременно сэр Арчибальд присвоил себе три суконные мануфактуры, которые тоже были собственностью королевской казны, – а для этого ваш друг представил дело так, как будто скупает убыточные предприятия, разоряющие казну. Список ваших махинаций может быть продолжен; я читаю по своим записям первое, что мне попалось на глаза… А неуплата налогов вашими друзьями из Комитета? Судя по подготовленным вами бумагам, вы заплатите впятеро меньше, чем должны.
– Уж этого вы знать не можете, – слабо возмутился растерянный и потрясенный сэр Джеймс. – Срок уплаты налогов еще не подошел.
– От того я с вами и говорю об этом здесь и сейчас, что вы еще не заплатили, и, таким образом, не успели совершить преступление. Когда вы обманете королевских фискалов или подкупите их, тогда уже будет поздно, тогда надо будет применять к вам карательные меры – сказал Хэнкс с отеческим участием.
Однако и на сегодня ваши провинности перед королем чрезвычайно велики, – продолжал Хэнкс, не сводя взгляд со своего собеседника. – Вы и ваши приятели нанесли значительный ущерб казне его величества, а король этого не прощает. Вспомните судьбу одного из ваших предшественников на посту лорд-канцлера: он тоже присвоил себе немного денег из казенных средств, – действительно немного, значительно меньше, чем вы, – и что же? Его отрубленная голова была воткнута на кол на мосту для назидания всем тем, кто захочет последовать примеру этого господина.