Игра с летальным исходом
Шрифт:
– Илья первый номер. Он Председатель. Я – Шестой. А этот гад – Десятый.
Он обеими руками в наручниках показал на раненого, сидящего на полу.
– Какой номер у Крестного? – спросил у него наобум Герасимов.
– У Крестного нет номера.
Шестой посмотрел на Герасимова с недоумением – как, мол? Вы не знаете, кто такой Крестный?
– Крестный над нами всеми. Он приказывает. А мы делаем. У него нет номера.
– Где ваша база? Где вы должны были встретиться после вокзала?
– Не доезжая Балашихи – поворот налево, на грунтовку. С километр-полтора – дом отдыха старый, брошенный. Названия нету там.
– Что ж за адрес ты даешь? Поди туда – не знаю куда... Хитришь?
–
– Показать дорогу сможешь?
– Начальник, я не поеду туда! Нас там перестреляют... Как кроликов.
– Поедешь. Или я тебя сам шлепну...
– Вспомнил! Я вспомнил. Там Отмороженный ментов пострелял в ночь на вторник.
– Хорошо.
Герасимов повернулся к стоявшему рядом Коробову, подмигнул ему и сказал, будто приказывая:
– Этого отправить на Лубянку. Под усиленной охраной. И – в отдельную камеру.
– Есть, – подыграл Коробов.
Герасимов подошел к раненому Десятому, тронул носком ботинка его ногу.
– Добавить ничего не хочешь? – спросил он.
– Пошел ты! – огрызнулся Десятый.
Герасимов «приказал» Коробову.
– Этого тоже на Лубянку, пристрелить по дороге. При попытке к бегству.
– Есть, – поддакнул Коробов.
– У-у, суки! – прошипел Десятый.
Наблюдавший за всем этим Никитин отозвал его немного в сторону.
– Цирк устраиваешь? На хрена тебе все это?
– Так ведь первый принцип же, товарищ генерал. Разделяй и допрашивай.
– Что скажешь про все это?
– Очень интересная ситуация вырисовывается, товарищ генерал. Не зря Гапоненков, убитый в «Берлине» и Софронов, застреленный вчера здесь же, на вокзале, проходили по одним делам. Уверен, что вся эта братия, о которой мне сейчас рассказал этот подонок, что очень жить хочет, проходит по одним и тем же делам. Это одна компания. Интересно, что у них там какая-то организация с жесткой иерархией, судя по номерам. Во главе некто по имени Илья, номер первый. Кто такой Крестный, я пока не понял, но судя по всему, он выше этой организации, он дает им заказы. Какой номер у Ивана – тоже не понятно. Он, похоже, нем входит в их структуру, он сам по себе. Почему они его хотят убить – тоже не понятно. Говорит – Крестный приказал. Кстати, Илья явно копает под этого Крестного. Наверное, сам хочет на его место. Сколько всего человек в организации – пока не выяснил. Этого Шестого возьму в жесткий допрос, из него, похоже еще много чего можно накопать.
– Что там про милиционеров из Балашихи?
– Говорит, их пострелял Отмороженный. И рядом где-то там – база Крестного. Точнее выяснить пока не удалось. Выясним. Туда нужно будет наведаться.
– Заканчивай здесь. Голова уже болит от одного вида этого проклятого вокзала. Опять упустили Ивана, мать твою ети...
– Скажи спасибо, хоть этих взяли. А то бы понавешали на тебя всех собак.
– Не спеши радоваться. Еще понавешают.
В это время в вокзалу подогнали крытый фургон для перевозки заключенных. Убитых увезли в морг, когда Герасимов допрашивал задержанных.
– Давай, грузи и работай с ними всю ночь. Меня утром на ковер дернут. Нужно будет козыри иметь.
– Найдем козыри, Никитин. Не волнуйся.
Герасимов уверенно улыбнулся и махнул рукой Коробову – давай, мол, грузи, мы тоже едем.
Коробов лично наблюдал за погрузкой задержанных. Он поторопился лишь самую малость – не дожидаясь, когда молоденький сопровождающий, уже взявшийся за ручку двери фургона, распахнет ее, скомандовал «Пошел!».
Сначала один, затем другой, задержанные оказались на улице. Они подошли к фургону. Дверь не открывалась. Сержант с мальчишечьей физиономией остервенело ее дергал, но
Выстрелов он не услышал, но увидел, что раненый начал заваливаться на спину, а другой – оседать на колени. Через секунду оба валялись на асфальте. Весь конвой лежал рядом с ними. Разница только в том, что конвой был жив и заботился о сохранении своей жизни, а вот тем, кто еще только что назывались задержанными, заботиться было уже не о чем. Они были мертвы.
Перепрыгивая через живых и мертвых, Коробов выбежал из-за машины и успел увидеть, как только что хлопнувшая дверцей девятка рванула с места и ушла на Новокировский проспект. Но пока он успел добежать несколько метров до милицейской машины, пока разогнал ее и тоже выскочил на Новокировский, той машины уже след простыл. Коробов объявил, конечно, тревогу на постах ГАИ, но никакого результата это не принесло...
Глава IX.
Выйдя из метро на Октябрьской, Иван попытался вспомнить, в какой именно стороне находится квартира девушки, с которой он недавно спал, но это ему не удалось. Оказалось, в сознании не откладывался маршрут ни когда девушка вела его, смертельно уставшего почти под руку, к себе домой, ни когда он шел обратно, думая только о предстоящей встрече с охотниками на Казанском вокзале, на полнейшем автопилоте. Сознание не участвовало в определении направления ни в том, ни в другом случае. Сколько ни напрягался Иван, пытаясь восстановить в памяти хоть что-то, ничего, кроме смутного воспоминания о том, что он пересекал какую-то широкую и оживленную улицу, в памяти не всплывало.
Руководствуясь такими указаниями, вряд ли можно было добраться туда, куда Иван добраться все же рассчитывал. Рассчитывал он на свою бессознательную реакцию. Маршрут не мог не отложиться в его голове, просто это произошло без участия его воли и сознания. И если сознание вновь каким-то образом отключить, отвлечь, маршрут вновь выплывет в Ивановой голове, и ноги сами отведут его туда, куда он хочет сейчас попасть.
Иван закурил и облокотился на какой-то бордюрчик, чтобы немного разгрузить раненую ногу. За весь год в Москве он не был ранен ни разу. Последнее ранение он получил в Чечне. Но не в тот раз, когда Андрей воткнул в его плечо вилы, а затем его хозяин вогнал в Ивана две пули. В то же самое плечо. Тогда Иван долго залечивал рану, месяц отдыхал от боев, но то было только начало его гладиаторства. Он попытался подсчитать, сколько всего боев он провел в качестве раба. Это оказалось бесполезно – он и тогда, в Чечне, не подсчитывал. Сделать это сейчас было просто невозможно. Иван твердо помнил только одно – он выиграл все эти бои, во всех стал победителем. Этому было наглядное доказательство – он был до сих пор жив.
Иван убивал всех своих соперников, будучи рабом-гладиатором. Он убивал всех своих противников, когда был солдатом. Он убивал всех своих жертв, когда был киллером. Иван был идеальным орудием убийства, какое только можно создать из человека.
«Кто создал меня? – подумал Иван. – Кто научил меня убивать? В лагере, в котором меня учили стрелять без промаха в любой ситуации и уходить от выстрела, нам не объясняли, как чувствовать приближение смерти. И как ее встречать, как с ней общаться. Нас учили вовремя нажимать на курок. Но, умея только это, никогда я не стал бы профессионалом. Когда я понял, что смерть можно любить? И что она тоже может быть неравнодушна к тебе? В Чечне. Когда каждое утро начиналось с одной и той же мысли. Если я сегодня никого не убью, значит убьют меня. Это была, собственно, даже не мысль, это просто было так, потому что это не могло быть иначе. Это был закон самосохранения.»