Игра с огнем
Шрифт:
— Так мне сказал Тони.
— Когда ты с ним говорила? — раздраженно спросил Гай.
— Вчера вечером, после репетиции.
— Что же ты молчала до сих пор? Ты считаешь, что кроме тебя это никому не интересно? — продолжал Гай свой допрос.
— Я думала, что ты знаешь. Тони обещал позвонить тебе.
— Наверно, забыл, — неприязненно произнес Гай. — Так же, как забыл предупредить меня, что на этой неделе выступление отменяется.
— Что ты все злишься? — спросила Дана.
— Почему ты ничего мне не сказала? С каких пор ты стала
Атмосфера накалялась, и Элизабет стало очень неловко.
— Ну, мне пора идти, — сказала она вставая. Дэн повернулся к Гаю.
— Смотри, даже пресса тебя испугалась. Если так пойдет дальше, не видать нам успеха, как своих ушей.
— Не расстраивайся, Дэн, — сказала Элизабет. — Я еще раз приду. Просто сегодня у вас не самый лучший день.
Отвернувшись, чтобы Лиз не слышала, Дана прошептала:
— У нас теперь каждый день «не самый лучший».
— Я согласен с тобой, Лиз, — дипломатично высказался Макс. — По-моему, нам всем надо передохнуть. Что скажете, крокодилы? Давайте сегодня сделаем перерыв, а завтра вечером продолжим репетицию.
Гай без возражений согласился. Дэн и обе девушки попрощались и пошли следом за Элизабет.
Когда дверь за ними закрылась, Эмили попросила Лиз подвезти ее домой.
— Обычно меня подвозит Дана, но мне нужно с тобой поговорить.
И они медленно пошли к машине Элизабет.
— Если тебя беспокоит, что я напишу, так это напрасно. Я ведь вижу, нервы у всех напряжены, мое присутствие только помешало. Я приду еще раз, когда обстановка будет поспокойнее, — сказала Элизабет.
— Хорошо. — Эмили улыбнулась. — Но я хотела поговорить совсем о другом.
— Тебя что-нибудь волнует?
Эмили не ответила, пока не выехали на шоссе. Оставшись наедине с Элизабет, она какое-то время колебалась, начинать ли разговор. Но постепенно в ней поднялось непреодолимое желание посоветоваться с Лиз. Наконец, за два квартала до своего дома, Эмили вдруг спросила:
— Элизабет, ты когда-нибудь испытывала угрызения совести?
— Каждый когда-нибудь испытывает.
— А у тебя было так — ты знаешь, что это плохо, и все-таки делаешь?
— Тебя что-то мучает, Эмили? Эмили вздохнула.
— Я написала контрольную работу по химии, зная все задания.
— Как это могло случиться?
— Я понимаю, это подло. И я никогда в жизни не решилась бы на это, если бы…
Эмили замолчала. Она была готова признаться во всем, но не хотелось выдавать Джессику, особенно ее сестре. Элизабет не правильно поняла ее колебания.
— Может, не надо мне ничего рассказывать? Я ведь вижу, как тебе тяжело приходится в ансамбле.
— Это не оправдание. Мне очень стыдно, Лиз. Я никогда в жизни не делала ничего подобного.
— Почему ты мне говоришь об этом, Эмили?
— Не знаю. Может, потому, что я тебе верю, Лиз. Не представляю, что теперь делать! А ты как думаешь?
— По-моему, единственное, что можно сделать, это пойти к Руссо и все ему рассказать. — Элизабет барабанила пальцами по рулю, взвешивая каждое слово. — Правда, для этого потребуется немалое мужество.
— Нет, это выше моих сил.
— Я не могу тебя упрекать за слабость, но уверена, что ты почувствуешь себя гораздо лучше, если признаешься ему. Тебе будет трудно жить с таким пятном на совести, я ведь тебя знаю.
— Но это значит, что у меня не будет зачета по химии.
— Он очень рассердится, но, думаю, зачет поставит. Мистер Руссо строгий, но справедливый. И умный. Он поймет, каких терзаний тебе стоила эта история. Вся школа очень высокого мнения о тебе. И он оценит, что ты сама призналась, не дожидаясь, пока он сам каким-то образом все узнает.
И Эмили согласилась, что Лиз права. Наконец остановились у дома Мэйеров. Эмили посмотрела на Элизабет и улыбнулась дрожащими губами.
— Спасибо тебе, Лиз. Я все хорошенько обдумаю.
Элизабет долго смотрела вслед подруге. Когда дверь за ней захлопнулась, она укоризненно покачала головой. «Слава Богу, подобных проблем у меня нет, — подумала она. — Их очень трудно решать. Очень».
Глава 11
Редакция «Оракула» напоминала потревоженный улей, что было естественно за день до выхода очередного номера газеты. Редакторы всех рубрик сидели, склонившись каждый над своим столом, и вносили в гранки последнюю правку.
Пенни сидела за столом в центре комнаты и разговаривала с мистером Коллинзом о завтрашнем номере. Элизабет вошла в редакцию с прошлым номером в руках и, подождав пока куратор «Оракула» кончит беседовать с главным редактором, сказала:
— Добрый день, Пенни. У меня к тебе дело. Пенни достала носовой платок и высморкалась.
— Прости, пожалуйста. Этот насморк, наверное, до смерти не пройдет.
Она быстрым взглядом пробежала страницы, которые Элизабет положила ей на стол.
— Прекрасно. У меня не было возможности сказать тебе это раньше, но твоя заметка, как всегда, безупречна.
Элизабет как будто только и ждала этих слов.
— Эта похвала относится к тому, что написала я, или к той части, которую ты вставила в мой материал, не поставив меня в известность?
— Ты о чем, Лиз?
— Не притворяйся.
Пенни опять вынула носовой платок.
— Может, ты все-таки соизволишь сказать, в чем дело?
— Ты что, правда ничего не знаешь? Элизабет подвинула стул и села к столу.
— Я сдала в редакцию свою заметку, а кто-то взял и приписал целый эпизод. Никто не знает, как это произошло, и я решила, что ты сама приписала. Извини, если я ошиблась.
— Извинения приняты, — сказала Пенни и чихнула. — Прости, я совсем замучилась с простудой. Ты же знаешь, Лиз, я никогда не правлю чужие статьи без серьезных оснований и, конечно, всегда с согласия автора. Из-за чего ты так расстроилась?