Игра с судьбой (продолжение темы "Рекрута")
Шрифт:
– Я тебе верю, Савелий, - кладу руку на плечо гвардейца. В его глазах вспыхивает надежда, но я продолжаю: - Однако моей веры мало. Твою невиновность необходимо доказать.
– Как же доказать-то?
– вопрошает воевода.
– Очень просто, - поворачиваюсь к нему.
– Необходимо найти настоящего убийцу.
В помещении воцаряется молчание. Лишь гул огня да потрескивание дров в жаркой печке нарушают тишину.
– Как же его найти-то?
– на этот раз спрашивает гвардеец.
– А это уже не твоего ума дело. Тебе, не прочитавшему за свою жизнь ни одного трактата древнегреческих
После того, как уводят Савелия, некоторое время меряю шагами комнату, обдумывая дальнейшие действия. Воевода молча сопровождает меня взглядом, вертя в толстых пальцах перо.
– А ты пиши, Афанасий Егорыч, пиши, - киваю ему.
– Пиши все как есть. Мол, зарезали лекаря. Что боярин... Как его
– Залесский Никита.
– Ага. Значит боярин Никита Залесский утверждает, что зарезал лекаря гвардейский старшина... Нет, не так... Утверждает, будто зарезал лекаря старшина личной гвардии Светлейшего Князя Нарышкина. Пиши, что никаких мотивов для убийства у старшины не прослеживается, а сам он утверждает, что к убийству не причастен. Чего? Мотивы? Ну, повода к убийству у него нет. Понятно? Да, и подпишись, что дознание вел самолично. Не надо мое имя без нужды афишировать. Известность она, уважаемый Афанасий Егорыч, в тайном сыске лишь помеха.
– Дык, оно понятно, - кивает воевода, скрипя пером.
– Как говоришь про поводы писать-то?
– Про какие поводы?
– не сразу доходит до меня.
– А-а. Да пиши уже как знаешь. Главное чтобы суть ясна была. И пусть, пожалуй, приведут того шалопая, что меня давеча подстрелил.
Распахиваю дверь, за которой томится в ожидании начальник стражи, и жестом зазываю его. Получив от воеводы распоряжение насчет непутевого стрельца, тот снова уходит.
Приводят провинившегося. М-да, действительно совсем еще стрельчонок. Лет пятнадцать на вид. Кафтан на нем сидит, как папино пальто. Ему бы еще колпак с помпончиком - и вылитый Пьеро. Пьеро с подбитым глазом. Не Савелий ли приложился?
– И чем же я так не угодил тебе, братец, что ты решил подстрелить меня среди бела дня?
– Не нарочно я, боярин, ей богу не нарочно, - приложив руки к груди, парнишка падает на колени.
– Я в ворону целился.
– Нешто я так на ворону похож? Да встань ты. Встать, кому говорю!
– Не похож, - растерянно отвечает тот, поднимаясь.
– Кабы энтот под руку не толкнул...
– Не пререкайся, щенок! Не то снова плетей отведаешь!
– гаркнул воевода так, что я вздрогнул, а парнишка испуганно ссутулился и вжал голову в плечи.
Открываю рот, сказать воеводе, чтобы не вмешивался, но сдерживаю себя - кто я такой, чтобы указывать командиру порубежной крепости в присутствии его подчиненных? Снова переключаю внимание на юного стрельца:
– Это кто ж тебя под руку толкнул?
– Дык, холоп того боярина, что из столицы наезжает, - бормочет парнишка, боязливо косясь на грозного воеводу.
– Та-ак. Это уже интересней. Ну-ка, давай поподробней, - положив руку на плечо стрельца, усаживаю его на скамью и сам сажусь рядом.
– Тебя как зовут, стрелец-молодец?
– Борька.
– А скажи, Борька, как холоп того боярина рядом с тобой оказался?
Парень, словно не понимая, что от него требуется, растерянно переводит взгляд то на воеводу, то на меня, то снова на воеводу.
– Говори, щенок!
– снова орет Афанасий.
Стрелец с перепугу попытался подскочить со скамьи, но я удержал его на месте, ухватив за шкирку.
– Он к нам с Еремой загодя подошел, - наконец-то заговорил Борька.
– Вот как ты, боярин, с гвардейским старшиной в башню прошел, так тот столичный боярин со своими холопами следом показались. Боярин-то мимо прошел, а один холоп к нам направился. Спросил, не из нового ли мы набора, да попросил ружья посмотреть, показать, как заряжаются. Потом сказал, что меткость нужно следя за летящей птицей нарабатывать. Сам в ворон целиться начал. Потом мы с Еремой стали за ними ружьями водить. А как я стрельнул, дык и сам не пойму. Энтот холоп ружье потянул, а оно и стрельнуло. Я и понять ничего не понял, а он мне в глаз как припечатает, - парнишка потрогал опухшую половину лица и поморщился.
– Я наземь и брякнулся. А он кричи, мол, пошто, стервец, в бояр стреляешь? И давай меня сапогами по ребрам охаживать. Я уж думал, забьет насмерть. Ежели б мужики не оттащили его, то и забил бы.
Теперь понимаю, отчего стрелец говорит, будто с силой слова выдавливает, и постоянно локти к бокам жмет. Похоже, ребра у него действительно отбиты. А ведь ему еще и плетей всыпали в наказание. Ну, не будет впредь оружие кому попало в руки давать.
Выпроваживаю парнишку за двери и наказываю ждать.
Ситуация все более проясняется, и все более не нравится. Задумчиво смотрю на воеводу - заодно ли он с этим горбоносым Залесским, или нет? Можно ли ему довериться? И почему он молчит? Будто бы и не сделал никаких выводов из рассказа стрельца.
– Что скажешь, Афанасий Егорыч?
– Надо бы высечь этого холопа, да понимаешь, Дмитрий Станиславович, мне с Никитой Олеговичем ссориться не с руки. Он поставки провианта в порубежные крепости контролирует...
– воевода красноречиво замолкает, почесывая шею под окладистой бородой.
Мне остается лишь понятливо кивнуть.
– Ладно, давай так поступим, - предлагаю после короткого раздумья, кивнув на исписанный им лист, - пошлем гонца к Светлейшему Князю с этой грамоткой - пусть он сам решает, что делать со своим гвардейцем. Гонцом пошлем шалопая Борьку...