Игра Саида. Единственная
Шрифт:
Халид отошел от дел.
Дамир не полезет в новую заворошку.
А Эмин тут как тут. Загребет всё, над чем я трудился столько времени. Потом и кровью выбивал своё место, выгрызал каждую поставку и клочок территории, где можно безопасно дела проворачивать.
Сука.
Я с него лично шкуру спущу, когда найду. Кусок за куском срезать буду, потому что закон семьи больше не действует. Племянник первым за оружие взялся, а мне нужно лишь ответить.
Узнать, с кем именно он связался, кто ему поддержку оказывает. Я всегда держал Эмина
– Эмин жив?
Ника повторяет мои слова. Глазеет, не двигается даже. А я пытаюсь уличить в её словах правду или ложь. Не знала? Или всё это время водила меня за нос?
Не была же дрянью, когда впервые её увидел. Нежная, скромная, тихая. Искренняя в своих реакциях, в том, как ресницами хлопала и рот приоткрывала, слушая мои слова.
Но семь лет – долгий срок. Многому могла научиться, вызубрить, как играть нужно. Чтобы я, как дебил последний, повелся. Не заметил угрозу под боком, в свой дом впустил.
Спиной, блядь, поворачивался. И не думал, что Ника со всей дури ударит. Предаст так, как только женщина может. Тихо, незаметно, но с улыбкой и нож несколько раз проворачивая.
И это её приговором станет.
Можно многое простить. Но если твоя женщина тебя предает, то ей больше нет места рядом.
– Саид, - выдыхает мое имя так, словно ничего не знала. Давай, пташка, ещё немного. Мне, блядь, нужна эта уверенность. – Ты сказал, что он умер. И до того времени я думала, что он жив. Что он мне помогал. Но ты сказал, и я поверила. Что Эмина больше нет.
– А теперь он снова жив.
– Я ничего об этом не знаю. Не знаю, почему он притворился мертвым, зачем устраивал покушения на тебя.
Говорит медленно, вкрадчиво. Касается пальцами моей руки, которой тонкую шею сжимаю. Решаю: свернуть или нет. Отправить подальше, пока ребенка моего носит, или возле себя оставить.
Только слова Ники сильнее заводят. Заставляют встряхнуть её, сильнее пальцы сжать. Вдавить в себя, наслаждаясь страхом на девичьем лице. Упиваясь пониманием, что ей никуда не деться.
– Снова лажаешь, пташка.
– Что? В каком плане?
– Я ничего не говорил о том, что Эмин меня пытался убрать. Откуда ты это знаешь?
Дрянь.
Редкостная, красивая дрянь.
Прокручиваю в голове варианты, что делать дальше. Знаю, чего от меня требуют порядки, но пока о предательстве знают три человека. Я, Ника и Эмин, которому она помогала. Лютый не станет лезть, ему это не интересно.
И у меня есть время самому решить, что делать с девчонкой.
– А разве… - она запинается, становится бледной, как мел. – Разве это не подразумевалось? Зачем ещё притворяться мертвым?
– Поздно, пташка, выкрутиться не получится.
– Саид, я никогда не участвовала в каких-то заговорах против тебя. Я бы никогда не стала!
– И почему же?
Если сейчас пташка начнет петь про любовь или благодарность, то на этом всё закончится. Я и так шанс за шансом даю, на горло принципам наступаю. Даю возможность обмануть себя, правильные фразы подобрать.
Рассказать о заговоре, блядь. Нашла же такое слово, чтобы развеселить. Терпеливо жду, что ещё Ника придумает. Не умеет врать, сама себе могилу роет. И выдает то, что я хотел знать.
– Почему? Потому что я не идиотка! – сжимает пальцами мое запястье, старается освободиться от моих касаний. – Может, не знаю всего о вашем мире, порядков и прочее, но это каждому понятно! Идти против тебя… Какой бы безумной я не была, на такое никогда бы не решилась.
– Видимо, решилась.
– Ты… Ты серьезно? Посмотри на меня, Саид. Я – беременна. Черт, у тебя дома Адам теперь. Разве я стала бы рисковать детьми? Представь, что я предательница…
И представлять не нужно. Ника никогда настолько разговорчивой не была. Молчала, запиралась в себе. Боялась лишнее слово сказать, тихая и смирная. А сейчас пташка в соловья превращается.
Заливает ложь в уши, старается выгородить себя. Только лимит доверия исчерпан, закончилось. Никогда кредитом не выдавал, а Ника – получила. При первой встрече, изначально. То доверие, которые остальные зубами себе вырывали.
Но сейчас…
Сейчас девчонке придется потрудиться, чтобы убедить меня в своей правоте. Чтобы я хоть на секунду перестал искать в её словах подвох. Тогда, может, всё получится.
– И что? Я бы предала тебя, рискнула своими близкими? Ради чего, Саид? Ради чего мне предавать тебя?
– Ради бабок?
– Ты… Черт, ты же серьезно!
В этой ситуации я должен злиться. Но девчонка взрывается гневом. Отталкивает меня, сама отскакивает на шаг назад. Встряхивает головой, смотрит так, будто я её пса пристрелил.
Напоминает вспышку, как была сегодня на дороге. Либо беременность так интересно влияет, либо Ника начинает показывать зубки. И если первое можно понять, то второе – дурной знак. Очередной гвоздь в крышку гроба моей веры.
– Блядь, - ругается слишком не привычно. Даже я себе подобного не позволял при ней. – Не могу поверить. Ты думаешь, что я ради денег тебя предаю и в сговоре с кем-то? Да, конечно. Семь лет бегать было частью плана, чтобы побольше с тебя содрать.
– Не с меня. А с Эмина, с которым ты работаешь.
– Ты псих, Хаджиев. Я могла бы просто спать с тобой и просить деньги. Ты бы дал, не так ли? Так зачем мне было столько времени бегать, подвергать риску себя и мою мать? Пошел ты с такими обвинениями!
– Следи за языком, пташка.
– Ты тоже!
Выплевывает, когда ловлю за талию. Впечатываю в себя, пока девчонка отбивается. Одна короткая подсечка, удачный расчет. И мы падаем на диван, прижимаю Нику собой.
– Ты меня… Ты шлюхой меня назвал, пусть и завуалированно, - отвечает сдавленно, отворачивается. А губы дрожат от обиды. – Поэтому иди к черту. Встань с меня, оставь.